Слимак повернулся к Овчажу.
— Смекаешь, Мацек, как они ловко работают? От нас, стало быть, от хаты, до оврагов поближе, чем от них, а мы за хворостом ходим полдня. А эти, шут их знает, раз-раз и уже обернулись…
— Ого-го!.. — ответил Мацек, чувствуя, что это камешек в его огород.
— Да ты погляди, — продолжал Слимак, — как они всей деревней работают. Бывает, и у нас выходят всем миром, но всякий ковыряется сам по себе да норовит почаще отдохнуть, а то и другим помешать. А эти так и вьются, как черти, точно один погоняет другого. Тут ты хоть с ног будешь валиться, а не станешь лодырничать, когда один сует тебе в руки работу, а другой уже стоит над душой и дожидается, чтобы ты скорее кончал. Ну, ты погляди да скажи сам.
Он передал Овчажу недокуренную трубку и в раздумье вернулся домой.
— Верткий народ — эти швабы, — бормотал он, — да и толковый…
Его зоркий глаз за полчаса открыл два секрета современного труда: быстроту и организованность.
Около полудня из лагеря пришли два колониста и стали просить Слимака продать им масла, картофеля и сена. Масло и картофель он продал им, не торгуясь, но сено дать отказался.
— Ну, хоть возок соломы, — просил один из колонистов на ломаном языке.
— Нет, ни соломинки не дам, у самого нету, — отвечал Слимак.
Колонист в гневе швырнул шапку оземь.
— А, старый шорт этот Хаммер! — крикнул он. — Какой огоршение он нам устраиваль!.. Говориль, старый шорт, што ми тут найдем много овин, и амбар, и сено, и все найдем, а ми ничего не нашоль… В имении сена нет, а во флигель усиживают еврейские шинкарники и повторяйт: «Ми отсюда не будем уходиль!»
Когда колонисты с мешками картошки на спине выходили из ворот в сопровождении всего семейства Слимака, на дороге показалась бричка и в ней двое давно знакомых немцев: старик и бородатый. Это были Хаммеры. Колонисты, бросив мешки, с криком остановили бричку.
О чем они говорили, Слимак не понимал. Но он видел, что колонисты очень рассержены и показывают руками то на его хату, то на усадебные постройки. Один раз они даже повернулись к нему, говоря по-польски:
— Самий глюпий знает, што шеловек может спать очень плохо, но животный это не может и не выдержит в поле в холодний ночь!.. С такой порядок пройдет один год и все будут брать шерти…
Потом они снова кричали по-немецки поочередно — то один, то другой, как будто даже в вспышках гнева сохраняя организованность и порядок.
Зато оба Хаммера были совершенно спокойны. Терпеливо и внимательно слушали они брань колонистов, лишь изредка вставляя словечко в ответ. А когда колонисты устали кричать, слово взял младший Хаммер. Его краткая речь, видимо, успокоила их гнев: они пожали руку отцу и сыну, вскинули на спину картофель и с прояснившимися лицами отправились в лагерь.