— А как же.
— Насыпьте-ка с гарнец в мешочек; я, как буду в другой раз, заплачу.
— А мешочек, пан, есть у вас?
— Есть там, в бричке. Может, заодно и курочку продадите?
— Можно.
— Так выберите какую-нибудь помоложе и положите туда же под козлы. Что, хозяин, не слыхали, кто это хотел у немцев лошадей украсть? — спросил урядник.
— А я почем знаю? — ответил Слимак, пожимая плечами. — Ночью я слыхал, как два раза выстрелили, а на другой день рассказывали, будто кто-то подбирался к их лошадям. А уж кто — не знаю.
— В деревне говорят, что Куба Сукенник и Ясек Рогач.
— Чего не знаю, того не знаю. Слыхал я, что они ищут работу, да найти не могут, потому что сидели за кражу.
— Водочки у вас не найдется? Пылища так и дерет глотку…
Слимак подал водку и хлеб с сыром. Урядник выпил, немного отдохнул и собрался уезжать.
— Вы тут, на выселках, остерегайтесь, — сказал он на прощание, — а не то либо вас обворуют, либо самих же посадят за воровство.
— До сих пор господь миловал, — ответил Слимак. — И у нас ничего не воровали, да и мы никого не трогали; так оно, верно, и дальше будет.
Урядник направился к Иоселю. Шинкарь принял его с восторгом, велел отвести кобылку в конюшню, а гостя пригласил в самую лучшую комнату, похваляясь тем, что все свидетельства у него в полном порядке.
— А вывески, как оно полагается, над воротами нет, — заметил гость.
— Сейчас будет, если пан урядник велит. Сейчас будет! — ответил шинкарь, стараясь усиленной вежливостью прикрыть внутреннее беспокойство.
За бутылкой портера урядник упомянул о нападении на лагерь.
— Тоже нападение! — насмешливо сказал Иосель. — Немцы постреляли для устрашения, а люди уже болтают, что на колонистов напала целая шайка. У нас ведь ничего такого никогда не случалось.
Вытерев платком усы и румяное лицо, урядник сказал:
— Шайка шайкой, а своим чередом то, что Куба Сукенник и Ясек Рогач вертелись возле лошадей.
Иосель поморщился и прищурил глаза.
— Как они могли вертеться, — ответил он, — когда в эту ночь они ночевали у меня.
— У вас ночевали? — переспросил урядник.
— У меня, — небрежно проронил Иосель. — Ожеховский и Гжиб сами видели, что уже с вечера оба они были пьяны, как скоты. И что им делать, — прибавил он, подумав, — как не пить? Если нет у мужика постоянной работы, все, что он заработает за день, к ночи он обязательно пропивает.
— Среди ночи они свободно могли удрать от вас, — заметил урядник.
— Может, и удрали. Хотя ночью конюшня у меня всегда бывает заперта, а ключ находится у мишуреса[59].
Разговор перешел на другие темы. Урядник просидел с часок у Иоселя, а когда кобылка его отдохнула, велел запрягать. Уже сидя в бричке, он сказал шинкарю: