Возле одного трехэтажного дома он даже остановился: по фасаду это высокое здание имело в ширину всего метра три — четыре.
«Ну и ну! Тряхнет буря посильнее — пожалуй, упадет!» — покачал головой Александр Александрович.
Едва он удалился от моря, снова нахлынули мрачные мысли.
«Не везет. Ну, просто не везет…»
И в самом деле, в этом турнире Александра Александровича преследовали неудачи. Бывший чемпион СССР, один из опытнейших гроссмейстеров, сейчас плелся в хвосте турнирной таблицы.
«Двенадцатое место, — покачал он головой. — При семнадцати участниках. Ну и ну… Старость, что ли?»
Одно за другим он вспоминал все свои крупные послевоенные состязания: чемпионаты СССР, международные турниры. Правда, первое место он занял лишь один раз, но и ниже четвертого тоже был лишь один раз.
Он подошел к старинному зданию ратуши. Играли здесь, в большом зале с каменным полом, гулкими сводами и узкими стрельчатыми окнами. Высокий статный красавец полицейский в белых крагах, белых перчатках и с белой широкой лентой, как портупея, через плечо, приветливо козырнул ему. Этот полицейский постоянно дежурил возле ратуши и уже знал в лицо всех участников турнира.
— Рус, карош, спасибо! — сверкая ослепительно-белыми, крупными, как фасолины, зубами, отчеканил он. Этими тремя словами — ими ограничивалось его знание русского языка — каждый день встречал он советских шахматистов.
В вестибюле Александру Александровичу молча поклонился сидящий за столиком пожилой мужчина в черно-белом клетчатом костюме и такой же клетчатой шляпе: живая шахматная доска. Он продавал входные билеты.
Народу в зале было мало. Доигрывание не вызвало интереса у курортной публики.
«Еще и лучше», — подумал Александр Александрович.
Обычно, особенно к концу тура, в зале колыхалась густая пелена табачного дыма. Зрители, наблюдая за партиями, курили сигарету за сигаретой. Некурящему Александру Александровичу это очень мешало.
Доигрывание длилось недолго. Александр Александрович сделал всего двенадцать ходов и остановил часы. Грозили новые неизбежные потери, и сопротивление стало уже бессмысленным. Он пожал маленькую, но крепкую руку Баррера, сказал несколько положенных в таких случаях поздравительных слов и вышел в комнату для участников.
Встретил руководителя команды Игната Михайловича, невысокого коренастого мужчину лет пятидесяти, с голой огромной лобастой головой и длинными «казачьими» усами. Поздоровались.
«Сейчас скажет что-нибудь теплое, чуткое, — подумал Александр Александрович. — Или повторит, что я не в форме. Со всяким, мол, случается».