| Вдруг слышу, кто-то трогает меня за плечо и дышит мне на лицо. |
| I made a movement with my hand and felt somebody's elbow. . . . | Я этак сделал движение рукой и чувствую чей-то локоть... |
| I opened my eyes and only imagine -- a woman. | Открываю глаза и, можете себе представить, -женщина! |
| Black eyes, lips red as a prime salmon, nostrils breathing passionately -- a bosom like a buffer. . . ." | Черные глаза, губы красные, как хорошая семга, ноздри дышат страстью, грудь -- буфера... |
| "Excuse me," Merzlyakov interrupted calmly, "I understand about the bosom, but how could you see the lips if it was dark?" | -- Позвольте, -- перебил покойно Мерзляков, -насчет груди я понимаю, но как вы могли увидеть губы, если было темно? |
| Lobytko began trying to put himself right and laughing at Merzlyakov's unimaginativeness. | Лобытко стал изворачиваться и смеяться над несообразительностью Мерзлякова. |
| It made Ryabovitch wince. | Это покоробило Рябовича. |
| He walked away from the box, got into bed, and vowed never to confide again. | Он отошел от сундука, лег и дал себе слово никогда не откровенничать. |
| Camp life began. . . . | Наступила лагерная жизнь... |
| The days flowed by, one very much like another. | Потекли дни, очень похожие друг на друга. |
| All those days Ryabovitch felt, thought, and behaved as though he were in love. | Во все эти дни Рябович чувствовал, мыслил и держал себя, как влюбленный. |
| Every morning when his orderly handed him water to wash with, and he sluiced his head with cold water, he thought there was something warm and delightful in his life. | Каждое утро, когда денщик подавал ему умываться, он, обливая голову холодной водой, всякий раз вспоминал, что в его жизни есть что-то хорошее и теплое. |
| In the evenings when his comrades began talking of love and women, he would listen, and draw up closer; and he wore the expression of a soldier when he hears the description of a battle in which he has taken part. | Вечерами, когда товарищи начинали разговор о любви и о женщинах, он прислушивался, подходил ближе и принимал такое выражение, какое бывает на лицах солдат, когда они слушают рассказ о сражении, в котором сами участвовали. |
| And on the evenings when the officers, out on the spree with the setter -- Lobytko -- at their head, made Don Juan excursions to the "suburb," and Ryabovitch took part in such excursions, he always was sad, felt profoundly guilty, and inwardly begged her forgiveness. . . . | А в те вечера, когда подгулявшее обер-офицерство с сеттером-Лобытко во главе делало донжуанские набеги на "слободку", Рябович, принимавший участие в набегах, всякий раз бывал грустен, чувствовал себя глубоко виноватым и мысленно просил у нее прощения... |