Я без конца поглядываю туда, где стоит Боб Спаркс.
– А этого кто сюда приглашал?! – кипятится Мэри.
– Не нервничай ты из-за него так, дорогая, – легонько похлопывает ее по плечу Джордж. – Не в этот, столь важный для нас день.
Помощник пастора из церкви, куда ходит Мэри, начинает службу, рассказывая о Глене так, будто это был вполне реальный человек, а не абстрактный газетный персонаж. Священник все время смотрит на меня, словно рассказывает все это только мне. И когда он начинает распространяться о Глене так, будто знал его лично, я прячу глаза под вуалью шляпки. Рассказывает о том, как Глен играл в футбол, каким умницей был в школе, какая у него замечательная жена, поддерживавшая его в столь трудную для него пору. Слышится тихое бормотание молящихся, я приклоняю голову на папино плечо и закрываю глаза. В это время гроб медленно уползает вперед, и шторки за ним закрываются. Кончено.
Выйдя на улицу, оглядываюсь в поисках Боба Спаркса, но тот, похоже, уже ушел. Каждому теперь хочется меня обнять, поцеловать, сказать, какая я молодчина. Я выжимаю из себя улыбку, обнимаю всех в ответ – и вот все позади. Поначалу мы подумывали устроить чаепитие, но не знали точно, придет ли кто туда. А потом, устроишь чай – начнутся разговоры о Глене, и кто-то непременно брякнет насчет Беллы.
Так что мы поминаем скромно. Впятером идем домой – ко мне домой, – пьем чай, угощаемся сэндвичами с ветчиной, что заранее приготовила Мэри и поставила в холодильник. Свою шляпку я заворачиваю обратно в папиросную бумагу, кладу в фирменный пакет «Джон Льюис» и засовываю на самую верхнюю полку шкафа.
Вечером, когда впервые после смерти Глена в доме воцаряется тишина, я надеваю халат и брожу по комнатам. Дом у нас небольшой, однако Глен тут буквально в каждом углу, и я все жду, что он мне крикнет: «Джинни, куда ты сунула газету?» или «Я на работу, дорогая, увидимся позже».
В конце концов я наливаю себе выпить и уношу стакан наверх, в постель, вместе с несколькими открытками и письмами от членов семьи. Ругательные послания я уже сожгла над газовой конфоркой.
Без него постель кажется намного шире. Глен не всегда в ней ночевал: порой, не находя себе покоя, он устраивался спать на диване внизу. «Не хочу, чтоб ты из-за меня все время просыпалась, Джин», – говорил он, забирая свою подушку. В гостевой комнате он больше находиться не желал, а потому мы приобрели раскладной диван, и посреди ночи он частенько перебирался туда. А одеяло мы на день убирали за спинку. Не знаю, заметил ли кто это.