– Пиво я могу пить. Мне уже восемнадцать лет, черт побери.
– Вот и пей понемногу, а затем меняйся со мной стаканами.
Я не стал спорить, тем более что дядя был прав.
Мы перешли с Гранд-авеню на Кларк-стрит.
– Отец как бы здесь начинал, – сказал я. – С Уэллс на Онтарио, а после на север.
Мне казалось, будто я вижу, как он идет. Глупость полная, я ведь знал, что отец лежит на столе у Хейдена. Из него выцедили всю кровь и накачали бальзамирующим раствором – в такую жару иначе нельзя.
Это уже не папа. При жизни он не переносил холода, а против жары не возражал.
– «Пивная бочка» и «Холодок» – так, кажется? – спросил дядя.
– Не помню.
– Как же ты так?
– Засмотрелся на таракана.
Мы шли, читая вывески. На Северной Кларк-стрит от Луп[3] до Дурдом-сквер приходится по три-четыре кабака на квартал – Бродвей для бедных.
«Холодок» располагался сразу за Гурон-стрит. Грек за стойкой едва взглянул на меня. Посетителей было мало, женщин ни одной, за столиком спал пьяный. Мы взяли по пиву, и дядя, как договорились, допил мое.
В «Пивной бочке» повторилось то же самое. Там было просторнее, побольше клиентов, два бармена, трое спящих.
Мы стояли у бара далеко от всех остальных и могли говорить свободно.
– Ты ни о чем не хочешь поспрашивать? – не выдержал я.
Дядя покачал головой.
– Что ж мы тогда здесь делаем?
– Пытаемся выяснить, что делал Уолли.
Я не понимал, как это можно выяснить, не задавая вопросов.
– Сейчас покажу, – сказал дядя, когда мы вышли. Мы вернулись немного назад и заглянули в третий бар.
– Ясно, – сразу же сказал я.
В баре играла музыка, если можно ее так назвать, и женщин было полно. В основном пьяные, средних лет, но и молодые встречались. Проститутки, наверное, среди них тоже были, но не так много. Обыкновенные женщины. Мы снова взяли два пива. Я был рад, что папа не заходил в такие места. Его только выпивка интересовала.
Вскоре мы двинулись по западной стороне улицы и на Чикаго-авеню повернули за угол. Миновали полицейский участок, пересекли Ла-Саль и Уэллс. Папа, проходя здесь примерно в половине первого, мог бы свернуть на юг.
Он находился тут прошлой ночью. Примерно в это же время, возможно, по той же стороне, что и мы.
Мы прошли под эстакадой надземки на Франклин-стрит. Над головой прогрохотал поезд – ночью они почему-то сильнее шумят. В нашей квартире на Уэллс, в квартале отсюда, их очень хорошо слышно по ночам или рано утром, если не спишь.
На углу Орлеан-стрит мы увидели рекламу пива «Топаз». Это, видимо, и было заведение Кауфмана, других баров поблизости не имелось.
Последняя папина остановка.