На тахте сидели Вера и Мара — давние и ревностные поклонницы Сереги Грачева. Они и устроились так, рядком, чтобы удобнее было следить друг за другом и ни одна бы не получила преимущества. Что-то карикатурно одинаковое показалось Борисову в повороте их голов и во взглядах, которыми они проводили выходящего из комнаты Грачева.
«Удивительно, — подумал Борисов улыбаясь. — Умные, образованные бабы, а вот не чувствуют комичности положения. Но хороши… черт возьми!»
Борисов давно перестал обращать внимание на женщин — как-то заела текучка, частые болезни дочери, работа. Но тут вдруг с неожиданной остротой ощутил, как красивы эти молодые женщины, сидящие рядом на тахте. Каждая из них была привлекательна: длинноногая брюнетка Вера с модной проседью в волосах, с пронзительными синими глазами за стеклами очков в тонкой золотой оправе, — серьезный санскритолог; синолог Мара, русская кореянка с удивительно длинными, чуть раскосыми глазами и смуглой персиковой кожей овального лица.
Борисову стало грустно от непричастности к этой красоте, этим улыбкам и молодости; они были ровесниками, но Борисов чувствовал себя старым.
Повернувшись к окну, он налил себе еще рюмку водки, подумал опасливо: «Напьюсь еще, чего доброго» — и почувствовал, что кто-то смотрит ему в затылок. Он обернулся, перехватил пристальный взгляд Шувалова и мгновенно напустил на лицо беззаботную улыбку. Шувалову показывать свое настроение он не хотел.
— Валька, иди к нам, — громко позвал Шувалов.
— Сейчас. Мне хоть немного надо догнать вас. — Борисов чуть приподнял приветственно рюмку и лихо выпил под взглядом Шувалова. Он почувствовал, что водка ударила в голову, достал сигарету, шагнул к тахте и сел рядом с Марой.
— Нас ты не догонишь, мы уже очень ушли вперед, — сказала Вера.
— Ладно, нет ничего невозможного, — ответил Борисов и протянул рюмку Шувалову. Тот взял с журнального столика бутылку и налил.
— Нет ничего невозможного, когда человеку исполнилось тридцать пять, — быстро выпив, повторил Борисов, и озорное веселое чувство охватило его, отдалило от забот и огорчений, оставшихся за порогом этого дома, от навязчивых скачков воображения, от неуверенности.
Кто-то из женщин предложил потанцевать. Стол и кресла отнесли к стенам, и две пары поплыли на свободном куске паркета под какое-то старинное танго, вызвавшее у Борисова неясное беспокойство.
Он прислонился спиной к стеллажу, курил, наблюдая за танцующими. Подошел и стал рядом Сергей.
— Ты в секторе был сегодня? — спросил он.
— Нет, просидел в библиотеке. А что?
— Рецензия пришла на тебя, — сказал Грачев и посмотрел на часы.