, я оценила Париж. Я пыталась себя убедить, что и в Вене есть люди, но это не так. <…>
Вторник, 19 августа 1873 года
<…> Между прочим, очень часто пытаюсь понять, что сокрыто во мне, в глубине, ни для кого не видное, кто я такая на самом деле, что такое моя душа, потому что все, что я думаю, все, что чувствую, что говорю, – это только внешнее. Так вот, я не знаю, но мне сдается, что нет ничего, одно из двух: или слишком много всего, или вообще ничего нет. А может быть, на самом деле и нет ничего. Например, когда я вижу герцога, сама не знаю, ненавижу я его или люблю… Иногда я даже злюсь: хочу проникнуть в свою душу – и не могу. Когда мне надо решить трудную задачу, я раздумываю, подбираюсь к ней, и вот уже кажется, что поняла, но только попытаюсь собраться с мыслями – и все рассыпается, все ускользает, а мысли улетают в такую даль, что я сама диву даюсь и ничего понять не могу. Но все это еще не составляет моей сути. У меня ее нет. Я живу только внешней жизнью.
Остаться дома или уехать, обладать чем-нибудь или нет – мне все равно; мои печали, мои радости, мои муки не существуют. Я ничто. Но стоит мне вообразить смерть мамы или любовь герцога Гамильтона, вот тут я снова становлюсь сама собой. Но нет, только не герцог: все это кажется мне таким неправдоподобным, невозможным, сверхъестественным, что он видится мне только отдельно от меня, только в облаках: ничего не понимаю. <…>
[Пометка на полях, март 1875 года.][19]
Тогда я рассуждала довольно верно, а все-таки видно, что я была сущий ребенок. Как я злоупотребляла словом «любовь»! Бедная я, бедная! И ошибки во французском – исправить их, что ли. Полагаю, что теперь я пишу получше, хотя все еще не так, как хотелось бы.
В чьи руки попадет мой дневник? Все, написанное до сих пор, интересно только мне да моим близким. Покамест буду продолжать сама для себя: ведь приятно же будет потом окинуть взглядом всю жизнь?
Суббота, 30 августа 1873 года
<…> Сегодня утром ходила с княгиней… <…> покупать фрукты; она торговалась, а я платила, сколько спросят. Я же пошла впервые, наудачу, и вдруг торговаться! Дала обступившим меня женщинам и детям несколько су. Господи, сколько радости! Они смотрели на меня как на Провидение. Не торгуюсь и раздаю монетки. Одна женщина сказала: «Какая вы добрая!» О Господи! Ну если бы Господу было угодно на меня взглянуть! Вернулась домой, все на меня смотрят, все завидуют. Начала составлять расписание занятий, завтра кончу и стану учиться каждый день по девять часов. Господи, ниспошли мне усердия и силы духа, чтобы учиться; они есть у меня, но мне нужно больше. <…>