— Ну что, довольна?
Но та лишь дико смеялась. У Лагужиной не было ни чувство жалости, ни чувство сострадание, ничего, что присуще человеку.
— Пропусти. — Потребовала Прасковья. — Пропусти, а не то пожалеешь!
Лагужина стояла у входной двери и массой своего тело затмевала проход. Она с превосходством заявила:
— И что ты сделаешь? — И она пуще прежнего, дико рассмеялась.
И тут произошло то, что Лагужина не могла никак ожидать. Да и Прасковья то же была в недоумении. Чья-то неведомая сила схватила Прасковью, и бросила в сторону двери, где стояла Лагужина. Прасковья не зная как, пролетела сквозь Евдокию Жаловскую и, вылетев в дверь, она очутилась в каком-то пространстве, пространстве, невесомом состоянии своего тело. Ее мозг отяжелел, будто что-то неведомо сильное и тяжелое сдавило ее мозги. Клаустрофобия, подумала Прасковья, и решила, сама, и удивилась, откуда она знает это слово; клаустрофобия? — Что это со мной? — В ужасе думала Прасковья. — Что со мной произошло? Я мертва?
«НЕТ, НЕ МЕРТВА». — Сказал чей-то голос в ее подсознании.
— Кто ты? — Испугано спросила Прасковья. — Я сплю?
«НЕТ, ЭТО НЕ СОН».
Прасковья насторожено спросила:
— Кто ты? — И услышала неожиданный ответ.
«Я, ЭТО ТЫ, ТЫ, ЭТО Я».
Прасковья не понимала смысл этих слов. Ей казалось, что она в иной ром реальности, измерение «Х>2Z>12>4». Так называли это измерение люди, которые верили в лучшей мир, чем этот.
— Не понимаю?
«ПОЙМЕШЬ. — Сказал кто-то. — ГОТОВА»?
— Готова к чему? — Не понимала Прасковья. Но голос лишь сказал:
«ПОЕХАЛИ».
И в эту самую секунду Прасковья почувствовала, что невесомость исчезла, и она с огромной, неведомой скоростью, полетела в низ. Ее голова стала еще тяжелей, и она почувствовала нестерпимое головокружение. Она в эту минуту стала вспоминать все то, хорошее и плохое, что она сделала в жизни. И оказалась, что она не могла похвастаться ни чем, кроме похождением с Лагужиной по злачным местам. И тут, вдруг, головокружение исчезло, в голове появилась прохлада, а затем полная пустота обоих полушарий. И к удивлению Прасковьи, вся эта пустота и головокружение исчезло. В голове появились мерцающие картинки, которые соединялись меж собой, и Прасковья увидела что-то, что было присуще лишь ей одной. Она блаженствовала. И ужасалась. Ужасалась от того, что ей было ведено.
Это был полет, да это был полет. Он показал Прасковьи, что такое есть страх. Что она видела тогда, я не знаю, на этот вопрос она мне всегда отвечала. — То, что я там видела это лично для меня. Одно скажу; жизнь, это крупица нашего сущего. — Эти слова я тогда не понимала, но, в зрелом возрасте, когда уже я прожила свою жизнь, я стала понимать, что она имела в виду. — И так, в какую-то секунду, Прасковья почувствовала, что она упала в пустоту, и приземлилась, в страшном головокружении, и потере ориентации. Она слышала чьи-то голоса, и тут, откуда не возьмись она услышала до боле знакомый голос Григория, своего мужа: