по лестнице абстрагирования, откуда мы приходим к экстенсиональному миру:
«Что вы имеете ввиду под демократией?»
«Демократия означает защита прав человека».
«Что вы имеете ввиду под правами?»
«Под правами я имею ввиду те привилегии, которые даёт нам всем Бог – я имею ввиду неотъемлемые привилегии».
«Например?»
«Например, свобода».
«Что вы имеете ввиду под свободой?»
«Религиозную и политическую свободу».[14]
«А что это значит?»
«Религиозная и политическая свобода – это то, что у нас есть, когда мы поступаем демократически».
Безусловно, говорить о демократии содержательно – возможно. Среди примеров навскидку можно привести Джеферсона и Линкольна, Чарльза и Мэри Берд в труде The Rise of American Civilization (Восход Американской Цивилизации), Фредерика Джексона Тёрнера в The Frontier in American History (Рубеж Американской Истории), Линкольна Стеффенса в Autobiography (Автобиография), Тёрмана Арнольда в The Bottlenecks of Business (Лазейки Бизнеса). Пример, приведённый выше, показывает, как не стоит говорить о демократии. Проблема с людьми, не покидающими высшие уровни абстракции состоит не только в том, что у них не получается понимать, когда они что-то говорят, и когда не говорят ничего. Помимо этого они способствуют тому, что их слушатели тоже этого не понимают. Никогда не спускаясь с небес на землю, они часто ходят вербальными кругами, не осознавая, что издают бессмысленные звуки.
Это, однако, не означает, что нам не стоит издавать экстенсионально бессмысленные звуки. Когда мы используем директивный язык, говорим о будущем, делаем ритуальные высказывания или участвуем в социальной беседе, и когда мы выражаем наши чувства, обычно мы делаем экстенсионально не проверяемые высказывания. Стоит обращать внимание на то, что наши способности к логическим умозаключениям и воображению обусловлены тем, что символы не зависимы от вещей, которые они символизируют. Именно поэтому мы не только можем свободно переходить от низких к высоким уровням абстракции (от «консервированного гороха» к «бакалее» к «товарам» к «народному достоянию») и манипулировать символами так, как это невозможно делать с вещами, которые они обозначают («Если соединить все грузовые вагоны в стране в одну линию…»), но мы также можем по желанию создавать символы, даже если они обозначают абстракции, выведенные из других абстракций, и не обозначают ничего в экстенсиональном мире. К примеру, математики часто играют с символами, у которых нет экстенсионального содержимого, просто чтобы узнать, что с ними можно сделать; это называется «чистой математикой». И эта чистая математика – далека от бесполезного развлечения, потому что математические системы, созданные без учёта экстенсионального применения, часто оказываются целесообразно применимыми. Когда математики работают с экстенсионально бессмысленными символами, обычно они знают, что делают. Мы тоже