За ним устремилась кавалькада невеселых бояр и молодых задиристых гридней, любой из которых раньше мог практически безнаказанно оскорбить вирника, унизить его, обозвать нехорошим словом.
До сегодняшнего дня.
Ныне же — чувствовал старый судья — начиналось для него что-то совсем другое. И даже всадники, ранее не больно-то обращавшие на него внимание и могущие в иное время запросто невзначай толкнуть его конем, чтоб не стоял посреди дороги, не мешал проезду, теперь объезжали его сторожко, опасаясь, как бы не задеть.
— В чести ты сегодня? — осведомился последний всадник из свиты, специально осадивший своего жеребца возле растерянного вирника и оказавшийся боярином Онуфрием, набольшим изо всех. — Гляди ж, нос не задери, — ухмыльнулся он криво и буркнул: — Это я пред князем за тебя хлопотал, ведай и помни.
— Благодарствую, боярин, — угодливо согнулся в поклоне вирник, но, едва тот проехал, задумчиво пробормотал: — Так я тебе и поверил… благодетель.
Он презрительно хмыкнул и чуть ли не рысью, улыбаясь на ходу, припустил к своему дому, но скоро опомнился и, едва удерживаясь от того, чтобы вновь не перейти на бег, заставил себя шествовать чинно и неспешно.
Именно так надлежало, на его взгляд, шествовать блюстителю Русской Правды.
* * *
Жаден же князь Константин бысть без меры. Последние куны у Орины, вдовицы сирой, отобраша без жалости и тако же стыд потеряша вовсе — вместо суда повелеша гостям торговым загадки разгадывати, что и вовсе соромно.
А дабы смерды да холопы лик от безбожника не отринули, учал князь Константин им потакати, а суд ведя, в их пользу все решати.
И было сие не оттого, что он возлюбиша их вельми аки братию молодшую, но в согласии с помыслами злобными, а посему оные деяния в заслугу ему, яко христианину доброму, честь нельзя.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1817 г.
* * *
И не токмо возверташа всю задницю Орине, вдовице убогой, боярином Житобудом отъятую, а повелеша в одежи княжье нарядити, а на глас женки оной о доле княжой, подъяв порты детишек, коих Беляной да Веленой кликали, тако казал — аз грешный и рубищем их удоволюсь.
И иде к нему сирые и убогие, вопия о неправедных боярах и веруя во князя, кой едина надежа и заступа бысть.
И князь Константин мудро судиша по покону истиннаму, не глядючи, кто в рубище грязном пред ним предсташа, а кто в одеже новой. И бысть пред светлым ликом милостивца едина истина. В сиянии оной и твориша он свой суд правый.
И ликоваша люд простой, глаголя: «Вот князь наш. Люб он нам, и слово его любо, ибо по покону оное речет и нужду нашу всю ведает доподлинно.