в них, — так это, может, и лучше? — И он неуверенно уставился на князя.
— Как знать, — буркнул тот неопределенно, но в гнев не впал, а, напротив, поторопил стременного: — Далее-то что?
— Известно что, — пожал плечами Епифан. — Удалился тот после речей твоих в деревеньку свою и более не показывается. Наказ твой блюдет, стало быть. И даже от всех твоих даров отказался.
— Вели послать за ним, — негромко, но твердо произнес Константин.
— Неужто опалу снимаешь? — не веря своим ушам, ошарашенно переспросил Епифан и тут же усомнился: — А ежели не восхочет? Больно велика обида у него, княже. Ты ить, егда гнал его, таких словес ему наговорил, что… там не на одну — на три обидки хватит, да ишшо и останется.
— Нынче же гонца отряди, — подтвердил свое решение князь и добавил: — А насчет того, что не захочет… Ну-ка, вели позвать… как его, ну кто всеми моими запасами ведает. Совсем голова худая стала.
— Зворыка, княже, Зворыка.
— Во-во, давай его сюда.
Оставшись один, Константин почесал задумчиво в затылке, поглядел на пустой стол и после некоторого раздумья пришел к выводу, что бояр на пир звать рано. Поначалу надо выяснить у Епифана все и про остальных, кто да что, да и запомнить их имена тоже не помешает.
Размышления прервал вернувшийся стременной. Из-за его могучего плеча робко выглядывал неказистый, щуплый мужичонка. Опасливо посматривая на князя, он наконец насмелился, вышел из-за спины стременного и отвесил Константину низкий поклон.
— Звал, княже? — звонким тенором спросил он.
Голос его, задорный и чистый, резко контрастировал с унылым выражением лица с длинным носом, свисающим чуть ли не до верхней губы.
— Ныне гонца к боярину Ратьше отряжаем, — поставил его в известность Константин. — Велю из наших… скотниц[23], — с трудом вспомнил он нужное слово и уже более уверенно продолжил: — Какую-нибудь вещицу дорогую в дар послать.
Тот возмущенно всплеснул руками:
— Да какую же вещицу, княже?! Окромя десятка гривен, в скотнице уж давно шаром покати. То одно, то другое. Нешто запамятовал, княже, яко я еще в просинец[24] молил тебя не сорить гривнами пред боярами? Да еще княгиня-матушка порастрясла остатнее на днях, в Ольгов сбираючись.
— Что, совсем ничего нет? — не поверил Константин. — Да что же я за князь такой, коль у меня за душой ни гроша[25] нет?
— Грошей у нас отродясь не было, княже, — поправил его Зворыка, — потому как купцы иноземные в град к нам не захаживали с лета прошлого. А гривны имеются, да только с десяток-другой, не более.
— А точнее? — нахмурился Константин.
— Два десятка и еще две, — наморщив лоб и шмыгнув своим длинным носом, огорченно ответил Зворыка.