— А тем кто погиб и кому он такой ад при жизни устроил, — в наказание? — усомнился Вячеслав.
— Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле, — кротко ответствовал священник. — А может, как знать, вразумление это и испытание нам… — задумчиво протянул он.
— Хорошо вразумление, — хмуро откликнулся Минька.
— Блажен человек, которого вразумляет бог, и потому наказания вседержителева не отвергай, ибо он причиняет раны и сам обвязывает их; он поражает, и его же руки врачуют.
— Не видел я, чтоб он кого-то врачевал. Одна Доброгнева, бедненькая, только и шуршит, — вновь не согласился изобретатель.
— И что-то больно много испытаний сразу навалилось, — мрачно добавил Константин. — Сперва Ярослав, потом Гремислав. У спортсменов и то передышки бывают, а тут…
— Ему виднее, — пожал плечами священник. — Стало быть, верует он в нас, что сможем, выдержим. У меня ведь тоже с этими домовинами да отпеваниями не нервы, а сплошные тряпки стали. Иной раз зайдешь в алтарную комнату за святыми дарами и чувствуешь, что нет больше сил, кончились, а потом толкнешь себя в бок — мол, надо, — глядь и появились. Вернуться, конечно, хорошо бы, кто ж тут спорит. От этого никто бы из нас не отказался, но и это не нам решать. Так что ни к чему травить душу да рассуждать о несбыточном. Придет срок — вернет, не сомневайтесь.
— Поскорей бы, — мечтательно вздохнул Вячеслав.
— Только через восемь лет, если исходить из возрастных критериев, — печально заметил Минька, с тоской заглядывая в свой пустой кубок. Из педагогических соображений — малец же еще годами — ему спиртное урезали, ограничив до одной посудины.
— Восемь с половиной, — уточнил Константин. — Ладно, давай еще плесну. — И, смилостивившись над изобретателем, щедрой рукой налил до половины.
— Губишь гения, топишь в алкоголе, — проворчал Вячеслав, пытаясь сменить грустную тему и взбодрить народ незатейливой шуткой. — А потом удивляются — и почему на Руси что ни талант, то алкаш? Да потому, что их родной князь с малолетства спаивает.
— Так я немного, — повинился Константин и предложил: — Давай и тебе налью.
— А я больше не хочу, — мотнул головой воевода. — Правда не хочу. Не то настроение, чтобы квасить от души. Нет, ты все равно молодец, — заторопился он, заметив, как огорченно вытянулось лицо друга. — И правильно сделал, что нас здесь собрал. Конечно, камень с души не снял, но вес его поубавил, причем явно не за счет спиртного. Только время уже позднее, а мы ж собирались рано поутру вернуться в Рязань.