Опять же и уходить отсюда некуда. Урочище располагалось чуть ли не на самом краю обширных болот, непролазные топи тянулись верст на двадцать, не меньше. А уж за ними, прямо у истоков реки Снежети стояла еще одна живая легенда — град Карачев. Но о нем и думать не моги. Это реки зимой подо льдом спят, а у болот завсегда бессонница. Ждут они — круглый год свою жертву ждут. И едва та попытается по обманно-ровному снежку пройти, как тут-то и протянет к ней свои жадные руки неугомонный болотняник[108].
Пришлось организовывать оборону на месте, благо разбойный люд не спешил нападать, ограничившись тем, что начал перекрикиваться, пытаясь задорными речами выманить царских дружинников на открытое место.
Решив, что иного выхода не остается, Константин даже согласился пойти на переговоры. Поднял руки вверх — в знак добрых намерений — и вышел на середину полянки. Меч свой, чтоб видели тати, он одному из дружинников передал.
Чуть погодя из-за засеки появился человек. Главарь татей оказался не из пугливых, да и подлости за душой не таил — вышел без меча и даже бронь свою снял. Подойдя к царю, он удосужился согнуть спину в знак уважения. Поклон, правда, получился неважнецкий, ну да уж хоть такой.
— Исполать тебе, государь, — произнес вежливо.
— И тебе подобру, — склонил в ответ голову Константин.
— Неужто и впрямь мне ныне выпало с самим государем Константином Владимировичем речь вести? — поинтересовался для начала атаман.
— С ним, — подтвердил тот спокойно, успев подумать, что жизнь в Древней Руси, пускай не такая уж и долгая по своим временным меркам, и впрямь изрядно успела изменить его характер.
Ему припомнились события десятилетней давности, когда он оказался почти в точно таких же обстоятельствах[109]. Разница заключалась лишь в том, что тогда он был один, а сейчас с десятком дружинников. Зато и татей намного больше, чем тогда. Но теперь возможное предложение главаря шайки отпустить его подобру-поздорову в обмен на оружие, одежду и коней Константином бы даже не обсуждалось. Он отверг бы его изначально, не задумываясь ни на секунду, ибо лучше отдать жизнь, чем порушить честь.
«Ну прямо совсем настоящим княжеским, нет, теперь уже царским духом пропитался», — даже восхитился он, чувствуя вполне законную гордость, а вслух спросил:
— Ты про меня уже все доподлинно сведал, а мне тебя как звать-величать прикажешь?
— Сланом люди добрые кличут, — откликнулся тот.
— А есть они здесь — добрые-то? — полюбопытствовал царь.
— Ты ныне у меня, считай, в гостях, так почто хозяев коришь облыжно?[110]