21 мая
Малышка Май (имя ей дали палатные медсестры в честь месяца, в котором она родилась) появилась на свет в четыре часа дня и весила три килограмма триста пятьдесят граммов. Когда Лон пришла в сознание, она лежала на больничной койке в родильной палате в полном одиночестве. Социальный работник послала домой за ее чемоданом, наполненным фотографиями сестер и принадлежностями для вязания, чтобы чем-то занять ее. Я передал для Лон цветы, поскольку у всех остальных матерей в палате стояли букеты, а Лон не от кого было их получить. Ее определили в группу высокого риска, поместили в отдельную палату и изолировали от остальных молодых матерей.
25 мая
Я привез Лон телефон, чтобы она могла звонить. Первым, кому она позвонила, был Энди. На самом деле она звонила ему дважды, и это была уже третья ее попытка. Я принес ей цветы, чтобы подбодрить. Она звонила друзьям в Таиланд, а потом словно обезумела. Ее сестры были слишком далеко, и она не могла унять слезы. Ее жизнь только что разительно изменилась – да так, как она и представить себе не могла.
Лон интересовалась, позволят ли ей взглянуть на ребенка. Когда ей принесли Май, она снова и снова переспрашивала: «Это мой ребенок? Это мой ребенок? Это точно мой ребенок? Не знаю…» Она всегда боялась, что ее ребенка подменят.
Первые пять дней после родов Лон находилась в тяжелой депрессии и демонстрировала очевидные признаки психоза. Ее поведение наблюдали – и явно игнорировали. Потом она говорила, что несколько раз подумывала спрыгнуть с балкона четвертого этажа. Она была одна; у ее койки стоял красивый букет с открыткой от друзей из Таиланда, на которой было написано: «Мы все гордимся тобой, Лон».
28 мая
Социальные работники выписали Лон из больницы без ребенка, всего через пять дней после кесарева сечения. Ей выдали два пузырька с таблетками: в одном был антибиотик, а на втором – ни названия, ни инструкций. Она приняла все таблетки из второго пузырька разом, а первый не тронула. Девять месяцев Лон не пила психотропных лекарств, которые до того принимала несколько лет; в них было отказано, чтобы не повредить ее нерожденному ребенку. После тяжелейших родов ее способность ясно мыслить серьезно пострадала.
Лон отослали в «Лонгтон» в Лондоне, полуразвалившуюся ночлежку без особых удобств, которая дает приют отверженным, наркоманам и неудачникам. Даже для мужчины-одиночки «Лонгтон» – это последнее прибежище того, кто нуждается в постели и дýше. Что касается молодой одинокой женщины, которая недавно родила, то просто немыслимо, что агентство социальной службы могло поместить сюда такого уязвимого человека. Она просила социальных работников найти дом для нее, место, где она могла бы начать новую жизнь со своей малышкой. Но это место было далеко от того, что могла представить себе она или кто угодно. Ее друзей в Таиланде уверяли, что Лон поселили в хороший отель.