- И в какое положение ты меня поставил?! - бушевал Сандомирский. - Что мне теперь с тобой делать? Не могу же я прощать подобные вещи. Какой пример для других! Все развалится…
- Готов нести ответственность.
- И понесешь!… Само собою понятно, что продолжать работу наверху тебе больше не придется…
На лице Владимира Одинцова изобразилось изумление.
- Да, да! Нельзя доверять космические корабли пилотам, которые позволяют самоуправство. Ракету перегонит на станцию Николаев. А ты, как выйдешь из госпиталя, отправишься в Одессу, на нашу земную станцию. Я поговорю с начальником. Подыщем для тебя дело на Земле. Потом видно будет.
- Отстраняете от полетов? - вздрогнув от обиды, произнес Одинцов.
- Безусловно! Как бы хорошо я к тебе ни относился, но тут, братец, иначе не могу поступить. Служба есть служба!
- Есть… - едва слышно произнес Владимир. Но жесткая, упрямая складка между бровями стала теперь еще виднее. - Есть, товарищ начальник! - повторил он сквозь зубы. - А все-таки я прав, и мой полет не пройдет бесполезно.
- Что ты хочешь этим сказать? - нахмурился Сандомирский. - Опять за старое?
- Моя правота доказана. Теперь всем ясно, что космический корабль можно посалить на поверхность планеты, не потратив на это ни одного грамма горючего, если, конечно, есть атмосфера. Для полета на Луну мой опыт действительно не имеетзначения, а вот для другого…
- Для чего же именно, позволь тебя спросить? - распушил усы Сандомирский.
- Я уже сказал: для дальнейших путей астронавтики. Стараясь во что бы то ни стало высадиться на Луне, мы только зря теряем время. Надо идти другой дорогой! Теперь всем ясно, что прежде всего надо лететь на Венеру. Если там есть вода, посадку можно сделать. А вода должна быть.
Сандомирский тяжело перевел дух:
- Надо лететь на Венеру или не надо - решат без тебя! Ты совершил серьезный проступок и летать вообще больше не будешь. Никуда!… По выходе из госпиталя явишься к начальнику Одесской станции. Вот всё.
Владимир сделал протестующий жест, хотел что-то сказать, но, безнадежно махнув рукой, закрыл глаза и откинулся на подушку. Сандомирский молча вышел из палаты.
ГЛАВА IV,
в которой говорится о невзрачных камнях, порождающих замечательные идеи
Море утихло. Волны лениво набегали на берег, и снова на безоблачном небе сияло солнце. Набережную Ялты заполнила веселая и пестрая толпа отдыхающих.
Выйдя из госпиталя, Наташа Артемьева рассталась с Людмилой Николаевной и направилась в порт. Ей захотелось побывать на своем любимом месте. В конце мола, ниже маяка, была маленькая, обращенная к морю площадка, где камни создавали подобие скамьи. Отсюда было видно далеко-далеко вокруг, а если смотреть вниз, то становилось немного жутко. Каменная стена почти отвесно уходила в море. Сначала она ясно виднелась сквозь голубоватую, кристально чистую воду, дальше становилась темнее и, наконец, совсем исчезала в бездонной черной глубине. Здесь, на этой уединенной площадке, было хорошо оставаться одной со своими мыслями или, наоборот, безмятежно греться на солнце. Тут был любимый уголок Наташи. Здесь Владимир сказал ей однажды: «Наташа, вы - необыкновенная!…»