Йован Киш бросает взгляд на приборную шкалу. Стрелки отмечают, что моторы прогрелись.
Он отвязывает причальный канат. Бортовые огни не включает.
Выбравшись на середину Дуная, он глушит моторы.
Долго выжидает, напряженно прислушиваясь.
Тишина царит абсолютная.
Ни малейших признаков слежки.
Киш сгребает в охапку тяжеленное тело Вукетича и с натугой взваливает его на бортовое ограждение.
Голова Вукетича клонится к плечу. Киш бросает взгляд на его лицо. Таким оно было и при жизни.
Он переваливает тело за борт.
Включает бортовые огни. Дает газ. «Ласточка» режет темную толщу воды.
Ночь стоит безлунная. Небо усеяно звездами.
«Ласточка» летит, рассекая корпусом воду. Нельзя было поступить иначе, и нечего теперь об этом думать.
Вукетичу досталось поделом.
Его, Киша, смерть они, наверное, списали бы на «попытку к бегству».
А может, даже такой мотивировкой не стали бы себя утруждать.
Рано или поздно прибило бы к берегу вздутое тело. В затылке или во лбу у трупа — пистолетная пуля. Следствие через какое-то время зайдет в тупик. Как все просто!
Искать Йована Киша никто не станет. Некому.
Возможно, его собирались прикончить здесь, в Венгрии. Возможно, дома, на родине.
Теперь их мертвые тела уносит темной водой.
Врач велел ему беречься. Предписал покой, размеренный образ жизни.
Йован Киш тогда ухмыльнулся.
Он не стал говорить доктору, что смерть его не волнует. Врачи полагают, будто все люди боятся смерти.
Для Йована Киша невыносимее жизнь.
Со смертью он сталкивался много раз. И вот теперь она проникла к нему в грудь и стиснула сердце.
Левая рука его омертвела.
Киш видел смерть. Она была белой. Не в пример черным дулам винтовок.
Киш равнодушно взирал на нее. Не кланялся смерти.
Он не знал, что лицо его посерело. Пот лил с него градом.
Это случилось на летучке в понедельник. За столом их сидело шестеро.
— Что с тобой? — спросил Вукетич.
Ничего, хотел сказать Киш, но из груди его вырвался стон.
— Выкарабкался. — сказал врач, вытаскивая из вены иглу.
Он думал, что Киш не слышит.
Йована Киша не интересовало мнение врача. Максимум, что тот может сделать, — чуть продлить ему жизнь.
Изменить его жизнь — убогую, скучную, постылую — ни один врач не в силах.
«Ласточка» летит вдоль судоходного фарватера, меж красных и зеленых огоньков буев.
В десяти километрах от погранзаставы он выключит огни.
Правда, гул моторов пограничники все равно услышат.
Начнут палить ракетами.
Киш ухмыляется. Сколько раз доводилось ему видеть белые снопы ракетных вспышек! Они всегда служили предвестниками каких-то событий.
Пока на венгерской заставе очухаются и пошлют вдогонку катер, его и след простынет.