Опустил отяжелевшие веки.
Сколько просидел — сам не знает. Только вдруг — то ли в самом деле, то ли в ушах зазвенело: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Подумал — смерть приближается; открыл глаза: движется по тропе вьючная лошадка, а за ней два человека. «Хунхузы!» — хотел по привычке взяться за винтовку, но она сползла с плеча, лежит рядом на дорожке, а поднять сил нет… «Убьют! Из-за этой же винтовки и убьют!» От отчаяния и бессилия впервые за много лет выкатилась соленая слеза. А те приближаются, приближаются, уже совсем близко. Снова поднял глаза — корейцы! Остановились, смотрят в растерянности: больно ужасен вид обвязанного кровавыми тряпками человека.
Подбежали: «Кто, откуда? Что случилось?»
Едва объяснил, что напал медведь, что погиб старик, что пробирается в Нонсадон, и вот…
Незнакомые люди сбросили свои вьюки, спрятали в зарослях, приторочили к вьючному седлу почти бесчувственное тело и, придерживая, довезли до поселка. Оттуда, уже грузовиком, доставили в госпиталь в Мусан.
— Сильно все гноилось… Запах стоял — врачи отворачивались! Потом удивлялись, — крепкий, говорят, организм: девять из десяти отправились бы на небо, ха-ха… Что, и сейчас пахнет нехорошо? Я-то уже привык. Давайте закурим. Валери-сан, дай сигарету, трубку одной рукой набивать неловко…
Мы только головами покачивали во время его рассказа.
— Хван-посу, а как со стариком? Так и остался в лесу на съедение зверям и птицам?
— Нет, родственникам я сумел сообщить, где его искать. Слышал, нашли, похоронили в деревне. Жаль, хороший был дед. А впрочем, сам виноват: струсил. Кабы не стал удирать, как заяц, кинулся бы сразу на выручку, мы этого бурого вдвоем запросто уложили бы, без потерь. А он бросил товарища в беде и поплатился. За такое Сан-Син всегда наказывает…
— А тот, с белой бородой, кто?
— Того, друзья, совсем не знаю, но век не забуду. Если б не он, гнил бы Хван сейчас под Пэктусаном.
* * *
Пришла зима, и снова мы все вместе оказались на охоте. Только на этот раз на любительской, неподалеку от дома. А поэтому с нами прибыли все наши охотницы: жены, невесты, сестры. После морозного дня ходьбы по крутым горам и глубокому снегу все приятно утомлены. Умылись и поужинали. Чудесно развалиться на циновках теплого пола-кана в просторной и гостеприимной фанзе. Настроение отличное. Наши амазонки горды результатами дня: при их участии взят кабан и пара коз. Лица горят после морозного дня.
Это час чаепития и охотничьих историй — так заведено отцами и дедами. Сегодня большая компания слушает Хвана. Попросили рассказать о поединке с медведем, а рассказчик он бесподобный. С лоснящимся после ужина лицом, он сидит на высоком пороге, отделяющем нашу гостиную от кухни, битком набитую жадными деревенскими слушателями.