Через леса и горы, по рекам и морям, через много рук приходили к ним средства, возвращающие молодость. Обман, шантаж, насилие и убийства — все было на пути этих ценностей к их конечной цели. Все ради того, чтобы эти бледно-желтые повелители миллионов стали обладателями эликсиров жизни.
…На цветных шелковых подушках поверх оранжево-черных полосатых тигровых шкур чинно и торжественно сидят гости. Тишина. Только всхлипывают замысловатые опийные трубки, и сизый дым медленно тает в высокой темной комнате. Гости облокотились на инкрустированные, полированные, как зеркало, низкие столики черного дерева. Тонкие желтые пальцы с длинными, загнутыми на мизинцах ногтями придерживают мундштуки из слоновой кости.
Хозяин медленно, без выражения на застывшем, как восковая маска, лице, открывает фамильный, окованный серебряными цветами ларец и выкладывает на малиновый бархат очищенные и сухие, как мощи, желтоватые кости тигра, сваренные и высушенные в самой поре панты пятнистого оленя, невиданной величины, классической формы «человек-корень»… В отдельной шкатулке — для врагов — усы тигра. Измельченные и подсыпанные в пищу, они, по преданию, умерщвляют медленно, но неотвратимо.
Затихли сипевшие опийные трубки; высокие гости церемонно наклоняют головы: они созерцают величие хозяина. Слуги-евнухи в почтительном отдалении пали ниц…
Так, веками, превыше всего ценились на Востоке три сокровища — дары дальневосточной тайги: панты, женьшень, кости тигра. Дорог соболь, дорог хвост изюбра, дорог для бесплодных жен и наложниц «лутай» — выпороток — не родившийся еще олененок; пушистая шкура рыси и опиум… Но все это мелочь по сравнению с тем, что показал хозяин. Чтобы иметь все это, не жалели ни золота, ни серебра, ни жизни людей!
…Мы уже перевалили через Сашкин ключ, когда услышали треск, потом приглушенный разговор. Какие-то люди пробирались сквозь бурелом в нашем направлении. Еще во времена Арсеньева такая встреча могла оказаться небезопасной. Теперь это почти исключается. Мы сели на поваленный ствол кедра и стали ждать. Из зарослей вынырнула шапка, потом тонкий ствол ружья. Двое. Одному лет тридцать, второй постарше. Лица и одежда прокопченные, локти и колени подраны: видно, что люди много ночей провели у костра. Подошли, поздоровались. Сели, закурили.
— Откуда, ребятки, куда? — Петр Афанасьевич ощупывает их глазами.
— Да мы здешние… — назвали свое село. — Сейчас с Круглой. Почитай, ден четырнадцать уже как из дому. Возвращаемся теперь напрямую — горами…
— А-а, знаю вашу деревню. Тут порядочно, сегодня вам не дойти, — авторитетно заявляет Петр Афанасьевич.