— Немедленно… Да, а на радиостанции кто остался? Учватов?
Все вопросительно-осуждающе смотрели на Фесенко.
— Да… Учватов. — Игнат был смущен.
— Как ты смог оставить на радиостанции этого хамелеона? Как ты смог?
— Он же дал расписку, — растерянно оправдывался Фесенко, но Мандриков не стал его слушать.
— Учватов написал заявление о полном подчинении ревкому только из-за страха. Он враг, и терпим мы его на радиостанции потому, что у нас не хватает телеграфистов. Ты, Игнат, нарушил дисциплину. Объявляю тебе выговор. Чтобы больше подобного не было. Немедленно на радиостанцию!
Фесенко выскочил из кабинета. Мандриков снова провел по лицу ладонью. Выговор Игнату, казалось, отнял последние силы.
— На сегодня, товарищи, хватит. Отдохнем. Сколько ночей не спали! Голова у меня чугунок чугунком.
Передышка была необходима, но ревкомовцы знали, что их решения ждут и задержка принесет только вред, В то же время каждый хорошо понимал, что уже не в силах больше бодрствовать, мыслить. Усталость сковывала мозг, расслабляла тело. Булат все же сделал попытку устоять:
— Не рано ли, Михаил Сергеевич? Еще нам столько надо сделать…
Мандриков заколебался, но, взглянув на изможденные лица товарищей, на их лихорадочные глаза, решительно повторил:
— Отдыхать! Спать, спать! На свежие головы мы быстрее и вернее обсудим. А сейчас, — он шутливо постучал по своему высокому лбу, — мысли в ней, как Черепахи.
— До утра. — Мальсагов первым двинулся к двери, но его остановил Михаил Сергеевич.
— Погоди, Якуб. Где спать-то будешь?
— Найду, — Якуб взялся за ручку.
— Так не годится. Всем отдыхать у Михаила Петровича. Поместятся у тебя?
— Да. — Учитель снова взялся за протокол. — Идите. Дверь не на замке. Я сейчас…
— Оружие держите наготове, — дал последний наказ Мандриков и отобрал у Куркутского протокол. — Иди и ты, Михаил. Я тут сам… Накорми товарищей поплотнее. Найдется?
Куркутский кивнул. Когда он ушел, Михаил Сергеевич, не садясь, перечитал протокол и задумался. Все правильно решено, но как мало сделано. А ведь прошло целых четыре дня. Дни казались и бесконечными и мгновенными. Арест колчаковцев, поднятие флага… Когда это было? Давным-давно.
Мандриков пятерней взъерошил густые волосы, ругнул себя: сдавать начал, крепись. Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Да, надо быть очень дюжим. Сколько предстоит сделать! Красный флаг поднят. Советская власть восстановлена на этой далекой земле, он председатель революционного комитета. Но беспокойство и тревога не оставляли. Хотелось поторопить дела и остановить время. Не мог он сейчас сказать товарищу Роману, что задание партии выполнено. Нет, не мог. Он снова перечитал радиограмму, вдумываясь в каждое слово. «Борьба ваша только началась. Враг будет сопротивляться. Будьте же беспощадны к нему…»