Габю подхватил малыша под теплое, судорожно подрагивающее брюшко, и подсунул к свинье. Она свирепо хрюкнула и попыталась было встать.
— Не хочешь ну и не надо, — сказал Габю и, положив поросенка за пазуху, вышел.
Вагрила только что развела огонь в очаге. Весело потрескивал хворост. Отблески взметнувшегося пламени заиграли на оконных стеклах.
— Одиннадцатью опоросилась. Один только вот не сосет Но это уже ваше дело.
Поставленный на пол кухни поросенок качнулся, тоненькие ножки подогнулись и он лег. Вагрила взяла его и, лаская, прижала к груди. Потом принялась кормить с ложечки теплой кашей.
Снаружи донеслись возгласы запоздавших славельщиков.
*
На Крещенье приморозило, иордань на реке затянуло льдом. Вечером, когда зашло багровое солнце, с запада поползли разворачивающейся пеленой белые как хлопок облака. Небо низко нависло над землей. Дым из труб стелился над кровлями. Вскоре на гребнях гор завыли ветры. Караколювец сдвинул папаху набок, прислушался и озабоченно подумал:
«Схватились они, да рано еще. Не одолеет его южный ветер».
Но он ошибся. В набухшем влагой воздухе зашелестел теплый шепот южного ветра. Снег на кровлях осел как прошлогоднее сено. Стрехи роняли тяжелые ржавые капли. Утром солнце долго дымилось над синеватой мглой, которая не разошлась у Крутой-Стены до самого вечера. После полудня северный ветер сорвался с бугра, засияло солнце, посветлело небо. Под стрехами повисли сверкающие с голубоватыми прожилками, гроздья сосулек. К вечеру снова задул южный ветер. Снова ожила капель и долго барабанила под окнами. Потом ночь грузно навалилась на крыши. Смутные мысли волновали Караколювца. Не знал, за что сперва взяться: подошла пора вскопать участок под бахчу, на мельницу съездить надо. Были и другие дела…
Петкан сидел под лампой и продергивал оборки в новых постолах. Вагрила пряла. Гергана не было. Каникулы кончились, и он уехал. А Влади по вечерам не сидел дома — гулял с такими же, как и он, холостыми парнями.
Бабушка Габювица чесала шерсть на кардах, но больше дремала, чем работала. Спокойствие домашних раздражало Караколювца, ему казалось, что они заняты не тем, чем нужно.
— Брось постолы, — ворчливо обратился он к сыну, — будто не во что тебе обуться. Давай лучше подумаем — молоть завтра поедем или перекапывать пойдем.
— Перекапывать.
— Ну тогда, — решил дед Габю, — вы с Влади пойдете перекапывать, а я поеду на мельницу. Ты, сношенька, со мной поедешь. Ежели народу много будет, я останусь, а ты воротишь телегу.
У калитки остервенело залаял дворовый пес.
— Петковица, Петковица!.. Цыц, пошел прочь!.. Петковица-а, — раздался визгливый женский голос.