Снег скрипел под ногами, и шаги звонко отдавались в тишине улицы. Женщина подождала, когда они скроются из виду, и вернулась. На нее пахнуло приятным теплом кухни, и она снова подумала о парнишке, которого она обидела своим недоверием.
Мрак складками залег среди холмов. Впереди черной стеной тянулся лес. В небе мерцали звезды.
Герган шел ссутулясь, чувствуя себя виновным.
Здравко остановился и засвистел, подавая условный сигнал. Вспоров таинственную тишину леса, прозвучал ответный сигнал. Здравко и Герган быстро пересекли ложбину. Навстречу им вышел высокий партизан.
— Следов не оставили?
— Постарались.
— А, новенький, здравствуй! Я — Гената.
Герган переступал с ноги на ногу.
— Ну, ступай вперед, я тут хозяин, а ты вроде гостя, так что по протоколу. — И он пропустил Гергана вперед.
— Мы всех принимаем. И сотня человек разом придет — всем дела хватит. Так что и тебе достанется.
— Вот и хорошо! — улыбнулся Герган.
Гената опустил за собой крышку люка и зажег спичку.
— Новенький, — представил он Гергана.
Герган, улыбаясь, пожимал руки партизанам.
— Быстро гольфы-то продрал!
— Были новые, когда к вам пошел.
— Сразу видать, лазил через плетни. Пока не победим, все закоулками ходить будем. Прямые дороги нам заказаны, — говорил низенький полный партизан..
— Вот твое место. Ложись и набирайся сил; иными словами — спи! — сказал Гената.
Еще одна спичка вспыхнула во мраке землянки, и Герган быстро оглядел ее. Влажные стены, низкий потолок и грубо сколоченные дубовые нары. Герган лег на свое место, взволнованный мыслью, что он теперь партизан. Полежав некоторое время, Герган припомнил о том, с каким аппетитом Здравко ел хлеб с салом. Почувствовал, что очень проголодался, но попросить хлеба не решился.
— Не ворочайся, тепло разгоните! — прозвучал голос Генаты.
Герган лежал прижавшись к чьей-то теплой спине, с нетерпением дожидаясь утра.
*
Было уже совсем темно. Герган и Владо, притаившись за плетнем, выжидали пока пройдет запоздалый прохожий.
— Пошли! — прошептал Владо.
Герган встрепенулся, отгоняя воспоминания, которые нахлынули при виде родного дома. Два месяца он только снился ему. Припомнил, что командир приказал ему быть осторожным, и с какой-то распирающей грудь гордостью сжал рукоятки двух пистолетов, подобно гайдукам, о которых он читал в книгах. Оглядываясь, пошел через двор. Посмотрели бы сейчас родители, каким он стал. Обрадовались, гордились бы. Он выпрямился во весь рост.
— Тише! — шепнул Владо.
Герган пригнулся, но мысли его были все те же: ему хотелось, чтобы его видели, чтобы им гордились мать, отец. Этого он желал сейчас больше всего.