— Тетя Вагрила! — послышался громкий голос Тотки.
— Заходи, заходи! — обрадовалась Вагрила.
Тотка уселась на кровать и достала из передника вязанье. Занимаясь домашними делами, Вагрила спрашивала ее о том, о сем. Тотка спокойно отвечала. Лицо ее, казалось, излучало какое-то сияние. На пухлых губах словно застыла улыбка. Казалось, ничто не может смутить или встревожить ее. Она жила словно ничего не видя и не слыша. Даже постоянные встречи мужа со Стояном Влаевым не беспокоили ее.
Спицы мелькали в ее руках.
— Очень стянуто, — потрогав вязанье, сказала Вагрила. — Надо свободнее. Младенец — он вроде рассады, которой нужна рыхлая грядка. Одежка должна быть мягкой и легкой.
— Что же теперь, распустить? — спросила Тотка.
— Нет, не нужно, но дальше вяжи свободнее.
— Чтобы ему не жестко было, да?
Тяжелые шаги прервали их беседу.
Вагрила поглядела в окно. У нее перехватило дыхание.
— Что там, тетя Вагрила?
Вагрила молча вышла в кухню. Когда не можешь избежать беды, надо пойти навстречу ей.
— Отойди! — отстранил ее от ночвы полицейский.
Иван Портной скользнул вьюном мимо Вагрилы, откинул полотенце. Подойдя с куском хлеба к окну, он сравнил его с тем ломтем, который принес с собой.
Вагрила все поняла.
— Это один и тот же хлеб? — спросил полицейский.
— Оба ломтя из чистой муки выпечены.
— Кого провести хочешь? Дураками, что ли, считаешь? — толкнул ее полицейский. Митю Христов молчал, стоя у двери.
— Этот хлеб твой? — сунул Вагриле ломоть в лицо полицейский.
— Тот, что в ночве был мой, а тот, что Портной принес, не мой.
— Стало быть, не ты его передала.
— Кто же в такие времена хлеб раздает?
— За сына своего ты и душу отдать не пожалеешь.
— И две души бы отдала, да нету его.
— Ты ведь знаешь где он.
— Если бы знала, пошла бы проведать.
— Мать не оставит голодным сына. Говори — носила ему хлеб?
— Нет! — выпрямилась Вагрила.
— Тот самый. Вот, по противню видно, — заявил Портной.
— Проверьте в других домах, неужто я одна пеку в противне?
— А мука?
— Сеем одно и то же зерно и мелем на одной мельнице.
— Пойдем! — взял ее за локоть полицейский.
— Пусти! Не убегу.
— Пойдем!
— Я готова. — Она направилась к двери.
— Балованный у тебя сынок. Получил двойку, обиделся и — в лес! — сказал Портной.
Вагрила не собиралась с ними разговаривать, но не стерпела:
— Каким хотите можете его называть, но двоек он никогда не получал.
— Ладно. Знаем мы их! — подтолкнул ее Иван Портной.
— И ты, Иван, не тем путем пошел. Не доведет он тебя до добра.
— Ладно, ладно, поменьше разговаривай! Прибереги слова для следствия.
В окне показалась Тотка. Встретив взгляд Митю Христова, она не покраснела, как раньше, и не отвернулась. Митю поразило несоответствие между ее миловидным лицом и полным телом, и он сощурил глаза. «Ишь разнесло, как бочка стала! Хорошо, что я не связался с ней», — подумал он, догоняя своих товарищей.