Буцев закусил губу.
«Его картины потому и производят такое впечатление, что он вкладывает в них частицу самого себя, обращаясь с ними к будущему. А я связан только с настоящим, преходящим», — подумал он, неизвестно почему. И это сопоставление еще больше расстроило его. Попрощался с приятелем и быстро вышел из зала. Впервые за столько лет он ощутил потребность сделать что-то важное, необычное…
*
Утро ворвалось во двор. Ветер стих.
— Будет дождь, — промолвила Тотка невольно взглянув на затянутое пеленой облаков небо. Она сняла со стены ковшик. Свинья захрюкала, и сорока, клюющая что-то у ней на спине, неохотно вспорхнула и уселась на ветке шелковицы.
— Постой, молодуха, простынешь еще, — остановила ее старуха и взяла у нее из рук ковш. Свинья спугнула кур и, хрюкая, уткнулась в корыто. Тотка села на кровать и принялась шить занавеску на окно.
Калитка отворилась, и во двор вошел Иван Венков. Он оглядел двор и неторопливо подошел к Бочварихе.
— Здравствуй.
— Добро пожаловать. — Старуха положила ковш и вытерла руки передником.
Иван Венков молча глядел на кур, суетящихся вокруг корыта.
— Заходи, — пригласила его старуха.
Потопав сапогами, сбивая с них налипший снег, полицейский вошел в кухню. И не дожидаясь приглашения, сел на табуретку у очага.
Тотка повернула ребенка лицом к себе, не хотела, чтобы на него смотрели чужие люди, как бы не сглазили.
— Не бойся, — шепнула ей старуха и пошла подбросить дровишек в очаг.
Огонь разгорался. Иван Венков протянул к нему руки, как будто хотел вобрать в себя все его тепло. Старуха поглядывала на полицейского: «Ежели не с добром пришел, говори сразу, не тяни, а то будто с петлей на шее ждешь…»
— Я давно служу, третий десяток пошел… Как ярмарка или в базарные дни, все я в карауле у Врана был…
Он внезапно умолк. «Теперешняя служба не то, что прежде. Все арестовывать, да обыскивать, на слезы глядеть, жалкие слова выслушивать. И самому жестокосердному человеку невмоготу становится… Приказал начальник доставить в участок родных партизан. А ежели у кого грудное дите? Как тут быть?»
— Сколько ему, ребенку-то? — спросил он у Тотки.
— Три месяца.
— Три месяца, — повторила за ней старуха с надеждой. Может, пройдет стороной то худое, ради чего он пришел.
«Сказано мне: всех! Чего тут думать? Исполняй, что приказали и все! Муж ее в лес ушел, завтра он может пулю в меня послать, останутся мои дети сиротами».
— В город пойдем. Собирайтесь! — сказал Иван Венков. Помолчал немного, будто убеждая себя в чем-то, и добавил: — Приказано доставить. Собирайтесь!
Тотка прижала ребенка к груди.