— Дайте ваше прошение.
Вагрила вытащила из-за пазухи лист бумаги.
Человек за столом прочитал прошение, раскрыл толстую книгу, что-то записал в нее, затем написал что-то на прошении.
Вагрила молча ждала.
— Готово. Прошение принято, — сказал лысый.
— Мне бы с царем свидеться!
Лысый удивленно поглядел на Вагрилу.
— Бумагу прочесть — это не то, что с человеком поговорить. Я ему все растолкую, он поймет, — пояснила она.
— Прошение написано по всей форме. В нем все указано: сколько ему лет, за что приговорен и, что мать просит помиловать. Этого достаточно.
Вагрила нахмурилась, вздохнула. Ну что это за люди, как они не могут понять таких простых вещей!..
— Я же мать, — подступая к столу, сказала Вагрила, — и ради жизни моего сына могу и до господа бога дойти… Пустите меня к царю.
Лысый не отвечая, ткнул пальцем в торчащую перед ним кнопку звонка. Двери отворились, и на пороге встал молодой человек с винтовкой, одетый в ту же пеструю гвардейскую форму, что и часовые у ворот.
Вагрила поняла, что ее собираются вывести. Губы ее дрогнули, и она поспешила уйти. С болью в сердце она старалась сдержать слезы.
В министерстве Буцев получил приказ интернировать семьи партизан. До отхода поезда оставалось несколько часов и Буцев бесцельно бродил по софийским улицам.
Полицейские перекрыли движение перед Университетом. Вскоре показалась довольно большая группа людей. Впереди шел Богдан Филов[15], мельком поглядывая на толпившихся на тротуаре прохожих.
Буцев остановился, разглядывая пеструю группу штатских в котелках и военных в парадной форме, шагавших по улице.
— Буцев! — неожиданно окликнули его. Буцев сошел с тротуара, дружески пожал протянутую руку и пошел рядом с приятелем, отвечая на его вопросы.
— Если ты не занят, пойдем с нами, посмотришь выставку в Академии Художеств.
Буцев взглянул на часы и, без особенной охоты, согласился. Высокопоставленных посетителей встретил сам художник.
Глядя на картины, развешанные на стенах, Буцев невольно проникся мыслью, что художник — невзрачный человечек, — тщится, посредством своих картин, поставить себя выше этих важных посетителей. И ему стало как-то не по себе. Он подошел к людям, разговаривающим с художником.
— Как вы работаете? — спросил кто-то.
Художник поднял голову и Буцев увидел его глаза. Мягкий и теплый взгляд излучал какое-то сияние, отразившееся и в его картинах.
— Когда я принимаюсь писать, — заговорил художник, — я прежде всего стараюсь отрешиться от действительности… и, когда то, что я хочу выразить, всецело овладевает мной, тогда я беру палитру, и краски словно сами ложатся на холст…