Бияз вздохнул и отвернулся, чтобы Владо не заметил его повлажневшие глаза.
— Долго мы с ним разговаривали. А когда я собрался уходить, Рангуз поблагодарил меня. «Спасибо, — говорит, — что не погнушался посидеть со мной, а то люди все сторонятся меня, как прокаженного».
— И бывают же такие бедные люди, — сокрушенно покачал головой Бияз. — Вот что значит город. А в селе человек до такого положения не дойдет.
— Ну уж не говори, от хорошей ли жизни крестьяне в город уходят.
Некоторое время они молчали.
— Далеко еще до села?
— Недалече, — ответил Бияз и спросил: — А чего ты все про других говоришь, рассказал бы что о себе?
— О себе тоже ничего радостного не могу сказать, — вздохнул Владо.
— Зазнобушка покинула тебя, что ли? — пошутил Бияз. — Не печалься, другую найдешь.
— Да нет.
— А что тогда закручинился?
— Так, припомнился один случай… Есть у меня одна знакомая. Живет она под городом, на квартире. У хозяйки ее дочь больная. Все кашляет, в последнее время не встает с постели. Захожу я однажды к ним, а знакомой моей дома не оказалось. «Присядь, подожди, — говорит Мара, это больная-то, — она скоро придет, вышла куда-то на минутку». Ну сижу я, и так мне тошно стало и горько стало, не могу я смотреть спокойно как люди страдают, а хуже всего то, что не знаешь как да и не можешь ничем помочь. Пришла Калушка — это моя знакомая — и сразу к зеркалу, причесывается, прихорашивается. А Мара на кровати хрипит, заходится кашлем. И так мне худо стало, не глядел бы на белый свет, Только мы с Калушкой собрались выходить, вдруг слышим, охнула Мара. Обернулись, а у ней голова набок, а изо рта кровь струей. Калушка хозяйку кликнула и скорей, к Маре. «Давай, — зовет меня, — помоги поднять ее!» Скажу прямо, заробел я…
— Тут и заразу прихватить недолго, — заметил Бияз.
— Но все же, помог я. Тут и мать пришла, воды со льдом принесла, захлопотала… Ну, ушли мы с Кадушкой. Идем, молчим. Так до самого города ни одного слова не вымолвили. Тяжело было на душе. Потом вдруг заметил я, что на пиджаке у меня кровь, вроде пьявки красной. Я просто задрожал весь. А Калушка, как ни в чем ни бывало, подвела меня к колонке, достала платок и давай кровь отмывать. И вот этим, дядя Трифон, она меня и взяла, заполонила мое сердце навеки… да, навеки!
— Ну дай вам бог счастья! — сказал Бияз и подхлестнул лошадку. Впереди уже показалось село…
Во дворе их встретила Биязиха.
— Это моя старуха… а вот он сынишка, — сказал Бияз, опуская руку на плечико подбежавшего мальчугана.
— А Тотку вашу я уже знаю, — сказал Владо, здороваясь с Биязихой за руку.