Ни сомнения, ни колебания уж не разъедали душу Митю. И все же время от времени его охватывало чувство какой-то виновности, которое он старался заглушить усердной работой по хозяйству. Он уже не тяготился жизнью в родном доме и с сожалением смотрел на все то, с чем ему приходилось расстаться.
Старая Христовица не одобряла решения сына поступить на службу в полицию. Улучив подходящую минуту, она сказала:
— Взялся бы лучше за какое-нибудь ремесло…
— Ремесло… Старое полено в дугу не согнешь, — хмурился Митю.
— Что люди-то скажут.
— Всем не угодишь! Вон Караколювцы сколько земли прикупили, и никто слова не скажет.
— Что ж, не маленький, смотри. Лишь бы худа не вышло.
— Богатой невесте за хромоту не пеняют.
— Да я что, привыкли мы, старики, что ни делаем, на людей оглядываться, что скажут.
— Лучше погонять, чем самому везти.
Больше мать об этом не заговаривала.
Наступил день расставания. Мать приготовила две торбы с разными вещами и снедью. Митю сидел, ждал, пока она его собирала в дорогу, нетерпеливо постукивая ногой. «Примется сейчас наставлять да обнимать», — с досадой подумал он. Ему хотелось избежать этого.
— Брат твой в пятницу придет проведать, — только и сказала мать.
Митю Христов перекинул связанные торбы через плечо, кивнул головой и пошел. Не услыхал, как мать сказала ему вслед:
— Пошли, ему, господи, удачи!
Опустив голову, не глядя по сторонам, Митю шагал по улице. У ворот Меилова двора его окликнули. Митю поднял голову. Дед Меил и Караколювец с любопытством смотрели на него.
— Митю, куда это ты так разоделся, словно на сход, — спросил дед Меил.
— В город. Служить буду в участке, — на ходу бросил тот.
— Что ж, полицейским стать не так уж худо парень придумал, — заметил Караколювец. — Они с братом и не пьяницы, да как-то не пошло у них дело. Ремесла не знают, земли у них мало, к отцовскому наследству так ничего и не прибавили.
— Ты мне такую службу не хвали, станет он теперь подневольным человеком.
— Каждый кому-нибудь да повинуется, так уж на свете устроено.
Если Митю пришел спросить совета у него, у деда Габю, он стал бы его убеждать держаться за землю, она всего надежнее. А теперь уж поздно, да и никакого дела ему до этого парня нет, и потому он заключил:
— Каждый свою долю ищет. Мы в земле, а вот он — в городе. Каждый по-своему.
Митю Христову казалось, что он чувствует, как исчезает позади родное село, но ни разу не оглянулся.
*
Конь переступал, постукивая подковами по плитам, нетерпеливо прядал ушами. Тотка уж было поставила ногу на ступицу колеса, чтобы сесть в телегу, но мать снова остановила ее. Чего ей только не наказывала, который раз повторяя одно и тоже: и блюсти себя, и одеваться опрятно, не перечить хозяевам, какие бы они ни были, — ведь ихний хлеб ест.