Лео пробормотал что-то о лекциях, о неотложных работах, что отсюда до станции дорога неблизкая, расписанию верить нельзя, нужно идти загодя, садиться за стол он больше не станет, пусть Вильмут позовет в сени его мать. Прежде чем тот повернулся уходить, Лео обнял друга, похлопал по спине и шепнул на ухо: помни, что бы ни случилось, будь твердым.
Через минуту, здесь же, в темных сенях, он распрощался с матерью, обнял и ее, пообещал писать и наведываться. Мать ни о чем не спрашивала, давно уже ничего у сына не выпытывала, время научило людей, женщин особенно: осведомленность — свинцовая тяжесть.
Эрика пошла провожать Лео. Она повисла у него на руке. Постепенно жизнерадостность снова вернулась к ней, она подскакивала, теребила молчаливого Лео за рукав. Но Лео не мог освободиться от напряженности. Взгляд его блуждал по кустам и деревьям, изгородям, колодцам, поленницам и скирдам соломы: ему хотелось проглядеть все, что чернело вокруг. Лео напрягал слух, и все же ему не хотелось прерывать разговорившуюся Эрику. Про себя он клял время, которое не позволяло расслабиться, у людей будто и не было права наслаждаться своим крохотным мигом счастья и быть беззаботными. Словно они с Эрикой, эти две темные человеческие фигурки посреди открытого поля, выглядят занозой в глазах у всего мира. Поблизости не было ни души, и все же казалось, что они у других под ногами.
Лео хотел идти поселком, мало ли что дома безглазые, все же он чувствовал себя защищенней поблизости от жителей, оставшихся в пределах законности, которым и в голову не придет брать на мушку себе подобных. Однако Эрика предпочла окольные дороги. Ее словно бы тянуло из темноты туда, где было еще темнее, с проселка на потайную тропку.
Они спотыкались на кочках, брели по вздутому льду, который оглушительно трещал, — может, даже лесные звери вскакивали из-под кустов, — собственный слоновий топот действовал Лео на нервы.
То ли они отпугивали кого от себя, то ли давали своим преследователям карты в руки — две возможности.
Эрика остановилась у черневшего строения. Она сжала локоть Лео, словно хотела заставить его слушать себя. Он боялся, что она начнет громко разговаривать, дескать, смотри, раньше здесь был лесной покос хутора Клааси, теперь деревья выросли и кустарник разросся. Держать в этом сарае сено больше нельзя, крыша как решето.
Эрика молчала, и Лео понял ее мысли.
Она догадалась и о его сомнениях, шепотом велела подождать; напрямик пошла к покосившейся развалюхе и скоро исчезла в ее темной пасти. Лео укрылся за толстым деревом, сунул руку за пазуху и нащупал револьвер: кончики пальцев и металл были одинаково холодными. Лео понял, что, несмотря на оружие, он оказался бы в бою беспомощным. Не сравниться ему с опытными лесными братьями. Счастье еще, что Ильмар был пьяным и обессилевшим, может, даже больным.