Попробуй тогда Лео доказать: мы виновны в равной степени.
Всему пришел бы конец.
А Эрика? Жизнь ее опять была бы все равно что надвое переломлена.
Смертельно усталый, Лео задремал на рассвете, настоящего сна так и не было, он пребывал в полузабытье, четкие и конкретные мысли словно бы проскальзывали мимо, ни за что не цепляясь.
Они лишь приобрели иное направление.
Все должны бы завидовать его небывалому счастью, никогда раньше никто не переживал такой высокой любви, которая звучала в нем, не угасая, долгие годы. Ликование возносило Лео, каждый нерв расслаблялся, будто отогревался на солнце. Эрика прежняя, она меня не забыла. Все остальное несущественно: Вильмут, дети, да и Айли тоже. Они с Эрикой идут по мосткам навстречу друг другу, еще миг, и они обнимутся. Несмотря на узкий мостик, они не потеряли равновесия и не покачнулись.
Блаженное сознание: мы с Эрикой избранные среди обыденных, серых людей.
Ни разу больше Эрика не склонялась над Лео.
Никогда.
Свои родственные связи с Лео сестры выявили, опираясь на слова давно умершего Йонаса. Покойный перед смертью заверил, что Лео — его кровный отпрыск. А может, все наговор? По крайней мере, мать Лео Мильда могла бы открыть сыну правду. Но она унесла свою тайну в могилу. И остался отцом Лео по бумагам умерший в Швеции человек, а дочь Лео Хелле продолжает перед лицом закона род Вильмута. Привитым росткам, видимо, и не стоит искать свои корни.
Если бы это не было совершенно исключено, то именно Мильду, из-за ее непокорства и упрямства, следовало бы считать преемницей прославленной Явы, а не Йонаса и его внебрачного сына Лео. Задним числом, да и то от посторонних, Лео узнал об обстоятельствах материных злоключений.
И опять сумраки месяца переселения душ, пронизывающие ноябрьские ветра, порывистые шорохи и внезапные холода, стягивающие льдом лужи и сковывающие землю и камень.
Лео видел мать идущей по Долине духов, с тяжелым молочным бидоном в руке. Раннее утро, но Мильда, как всегда, торопится; с минуты на минуту ей надо быть в поселке, где по обыкновению останавливалась белая автоцистерна. Сотни и тысячи раз Мильда проходила по этой стежке; в зависимости от того, в каком порядке запахивали участки, рядом со свежей пашней протаптывали новую тропку, соединявшую концы прерванной дорожки. Мильда говорила, что зимой она натыкает в сугробы палки: и в метель с пути не сбивается, а после снегопада можно снова отыскать прежнюю проторенную тропку.
Но сейчас стояла осень, земля покрылась мерзлой коростой и отдыхала в ожидании снега. Мильда поскользнулась на льду, грохнулась; из-под крышки опрокинувшегося бидона клокоча вылилось молоко. Мильда, поминая злых духов, опорожнивших ей под бок посудину, стала подниматься. Прошло время, прежде чем она в темноте разобралась, в чем дело, и, ощупав голень, почувствовала на пальцах липкую кровь.