Синьор Буонсиньори издал звук, побуждавший судьбу сделать самое худшее и вместе с тем бросавший ей вызов посметь сделать что-нибудь.
Положение в деревне было весьма сложным и без немцев в доме. Все знали, что полковник Гаретта, герой битвы при Капоретто, живущий в отставке на площади Виктора-Эммануила Второго, активно поддерживает контакт с «некоторыми». Все знали, что «некоторые» представляют собой остатки 806-го батальона дивизии Гран Сассо, рассеянные в лесах и оливковых рощах, и что эти изменники в свою очередь активно поддерживают контакт с «другими». Все знали, что «другие» — партизаны, действующие с невидимых вершин Монте Кальво, и что они активно поддерживают контакт с «человеком в переднике». Все знали, что «человек в переднике» — владелец сельского универмага синьор Филиграни, сидевший в тюрьме за принадлежность к компартии, и что он получает деньги от «крахмального воротничка». Все знали, что «крахмальный воротничок» — местный землевладелец, граф Ремиджо Фаббри ди Сан-Рокко Томазуоли, тем не менее старый друг «лысого». Все знали, что «лысый» — бывший подеста деревни, фашист со времени Марша на Рим, местный механик и владелец единственного в округе гаража синьор Бакка, который регулярно раз в неделю играет в шахматы со Старым Плюмажем. Все знали, что Старый Плюмаж — полковник Гаретта, герой сражения при Капоретто, который живет в отставке на площади Виктора-Эммануила Второго и поддерживает контакт с «некоторыми». Все знали, все давали клятву хранить тайну и все болтали напропалую.
Едва полная Елена погрузилась в сон, один из младенцев завопил.
— Который это? — спросил синьор Буонсиньори, скребя колючую бороду десятью короткими пальцами.
— Мария Пиа, — ответила Елена. Она не обладала музыкальным слухом, но ухитрялась различать пронзительные голоса малышей.
— Пойди, успокой ее, — сказал Буонсиньори. — Ни к чему, чтобы наши гости начали стрелять через пол.
Но Елена уже поднималась.
— Принесу всех сюда, — сказала она.
— Тогда нам не уснуть.
— А без этого что, уснем?
Принц Кертнер-Четтервиц услышал плач младенца, и взгляд его водянистых глаз утратил сосредоточенность. Не переставая играть сложный квартет, он посмотрел вверх с грозным выражением примадонны, заметившей храпящего в глубине зала. Бремиг с улыбкой обратился к Гансу:
— Мы вознамерились покорить мир, установить свои порядки, однако сидим здесь, с восемнадцатью патронами на троих, и нас удерживает от их использования международное право, которое мы начинаем уважать, когда нас теснят к нашим границам.
Ганс, как и предвидел Бремиг, поднял взгляд. Его правый налитый кровью глаз мигал с пулеметной частотой.