В этом городе я просидел около трёх месяцев. Дезертиров была тьма. Всё кишело ими. Приходилось принимать самые суровые меры. Была введена жестокая кара: деревня или село отвечало круговой порукой. За одного дезертира деревни и сёла платили огромные контрибуции. А если не уплачивали, то продавалось всё с корня. Ну, вам это нечего рассказывать, вы это всё хорошо знаете.
Так вот, служил я в этом самом проклятом городишке, работал с отрядом хорошо. В каких-нибудь два месяца несколько домов, не считая местной тюрьмы, — тюрьма в этом городе, нужно сказать, была огромная, не уступала губернской, — были переполнены дезертирами. Кроме того, была поймана и шайка бандитов во главе с атаманом-вахмистром, имя его так и осталось невыясненным, который был тут же немедленно предан суду.
Был назначен суд. На суде я выступал обвинителем. Ровно в двенадцать часов ночи закончил свою речь. Суд ушёл совещаться. В это время я вышел из залы суда в полной надежде, что суд вынесет вахмистру и его двум товарищам смертный приговор, который тут же, после суда, ночью будет приведён в исполнение.
С такими мыслями я отправился на окраину города, к себе в комиссариат. В комиссариате, кроме часовых, никого не было. Я вошёл в помещение, прошёл к себе в кабинет, сел в кресло, открыл портфель и погрузился в бумаги.
Но работать не хотелось: в теле была страшная усталость, оно как-то обвисало, тянуло ко сну. Этой тяжести я не выдержал, отложил портфель в сторону, положил голову на руки и задремал.
Сколько я продремал, хорошо не помню, только слышу: кто-то неистово наколачивает в дверь моего кабинета. Стук всё больше и больше, но я никак не мог подняться. Наконец раскачался, вылез из кресла, открыл дверь, спрашиваю:
— Кто тут?
В кабинет с шумом ворвалась моя машинистка и хлоп в истерику. Я заметался по кабинету, и так и этак её — ничего не помогло. Сбегал под кран за водой, смочил ей виски, влил немного в рот. Через несколько минут моя машинистка оправилась, вскочила, отбежала немного в сторону.
— Что с вами, товарищ Аскольдова? — спросил я.
— Ничего, — прошептала она тихо. — Дайте мне на вас посмотреть.
— Что это значит? — засмеялся я. — Если вам угодно, посмотрите.
Она, Аскольдова, была из довольно богатой семьи: дочь какого-то купца-лесопромышленника. Кроме этого, была и недурна собой: высокого роста, стройная, имела густые тёмно-русые волосы, большие карие глаза.
Она ничего не ответила мне, а только облила половодьем испуганных глаз, рванулась ко мне:
— Бегите, скорей бегите!
Я, отстраняя её в сторону от себя, попятился назад и спросил: