Она пытается открыть глаза, но они не открываются. Ей немного больше, чем моей дочери. Я думаю о дочери и о том, как хорошо, что она далеко от всего этого.
– Вы можете говорить? – спрашиваю я.
Она отрицательно машет головой.
– Вы здесь живете? – она кивает. – Вы можете встать? – она пытается приподняться, но не получается. Я беру ее на руки. Мы стоим на втором этаже.
Она не поднималась на лифте, значит, живет или на этом, или на третьем этаже. Она живет на этом этаже. Находим у мусороповода выброшенную сумку, а в ней – ключи от квартиры.
Мы входим вовнутрь. Я укладываю женщину на диван в комнате. Потом оба идем на кухню, закуриваем по сигарете и думаем, что делать дальше. Ее изнасиловали. Знаем, что расследование ни к чему не приведет. Ей придется ходить на экспертизы, на следствие, но все равно это ни к чему не приведет. Будет плохо только ей. Надо поговорить и предупредить ее.
– Ты не хочешь писать о случившемся? – спрашиваю товарища.
Он говорит:
– Нет.
И мы понимаем, что это лучше для нее. Но надо всё же поговорить и с ней. Я иду в комнату. Она лежит почти без движения, только пальцы на руках нервно сжимают остатки платья. Она все время хочет прикрыться.
– Вы можете меня слушать? – спрашиваю я ее. Она кивает.
– Я из милиции. Должен составить протокол и начать расследование, но это ни к чему не приведет. Вам нужно будет ходить на экспертизы, давать показания, даже если мы найдем его или их.
Она кивает головой.
– В этом будет только грязь, и неизвестно, что будет потом. Сейчас такое время… и неизвестно, – повторил я, – что будет потом.
Она кивнула, значит, поняла.
– Мне составлять протокол?
Она отрицательно помотала головой.
– Тогда я вызову скорую, – сказал я. – Не беспокойтесь, я останусь с вами.
Сергей, мой напарник, зашел в комнату и показал на часы. Я позвонил в скорую.
– Ты останешься здесь?
– Да, – сказал я. – Мне так даже лучше. Я устал спать один в своей квартире. От этого тоже устаёшь.
– Кстати, о нашем прежнем разговоре… Лучше всего, – сказал Сергей, – купить резиновую лодку.
– Я подумаю, на прощанье ответил я.
Мы уже говорили о том, что будет там, «на воле», где мы останемся один на один со своим одиночеством, что будем делать, чем его заполнять.
Приехала скорая. Я сказал, что женщина – моя родственница, и ей стало плохо. Врач посмотрел на меня с подозрением. Я вышел из комнаты, а через несколько минут появился и он. По его заключению, женщину насиловало человек восемь, и мне следует сообщить об этом в милицию.
– Она не хочет сообщать в милицию.
Врач повторил:
– Вам необходимо это сделать.