Летом любимым развлечением «жителей автовокзала» было две игры: днем это «В пожар», вечером — в «Шестьдесят шесть» за освященным электрической лампочкой столиком, на улице, меду деревьев рядом с песочницей, где обычно и ставили столики.
Мужики брали кольцо от печи, отметив квадрат банка и, поставив в него монеты, «решкой» вверх, отходили на известное им расстояние и чертили ногой полосу на земле. От этой полосы, нужно было кинуть кольцо в банк так, чтобы оно разбило столбик монет. Если в банке ни одна монета не переворачивалась на «орла», у кидающего была возможность перевернуть монету ударом ребра кольца по монете. Перевернул — монета твоя и у тебя еще одна попытка. Если все переворачивались — он забирал все. Тот, кто смазал по банку, передавал кольцо другому — его очередь кидать. И так далее. С утра до поздней ночи, пока видно куда кидать, звенела мелочь, и стукалось о землю и мелкие камешки печное кольцо. Счастливцы забирали банк, не довольные спорили, зрители помогали спорить. Поэтому так много было погнутых монет в торговом обороте в районе автовокзала в конце шестидесятых годов.
Пацаны, за неимением мелочи, играли «в пожар» загнутыми по краям пивными пробками. Азарта и ссор было куда больше, чем у взрослых — старшие пытались обдурить младших.
Потом наступала ночь, ввинчивали в патрон над столиком лампочку, прилетали на свет комары, мотыльки, жуки и прочая нечисть, вплоть до летучих мышей, а за столиком уже раздавали карты. «Шестьдесят шесть». Играли двумя парами на деньги. Остальные с удовольствием смотрели. Стаканы было чем наполнить — зря, что ли собрались? «Шуба, клин и шесть в перед» — любимое объявление, если карта поперла.
Пахло сыростью старых сараев, падали на стол мотыльки с обожженными крыльями, я крепче прижимался к матери, чтобы было теплее, и смотрел, как протекает игра, пока не засыпал.
— Маля, твой, кажись, уснул, — говорили соседи, и меня кто-нибудь уносил домой.
Матери крупно повезло — она вышла замуж, когда мне было всего семь лет. Володя Козленко, по прозвищу Большой, мужик был видный, здоровый, красивый, важный. Ходил вразвалочку. Друзья его были спортсмены. Все во дворе говорили, что Томке повезло. Когда родилась сестра, жить в такой квартире стало невозможно, и родичи умудрились обменять её на благоустроенную двухкомнатную квартиру недалеко от аэропорта, в новом доме, построенном на горе над городским ипподромом. Быт значительно улучшился, и мне наняли учительницу по музыке. От родителя осталось отличное фортепиано, и мать хотела, чтобы я играть научился. Вот только я не хотел. Самолеты шли на посадку прямо над нашим балконом, окна дребезжали, и глохли уши, а очкастая училка по музыке в это время долбилась в дверь, пытаясь достучаться до меня. Я делал вид, что не слышу, а когда с работы приходили предки, мне устраивали небольшие разборки с вопросом, за что они деньги платят? Четыре года они мучили меня с этим роялем, хоть я и просил их не платить. Так или иначе, но начальное музыкальное образование приклеилось само собой. Меня больше интересовали лошади, которых я видел из окна. Повезло мне — взяли в секцию верховой езды и кое-чему научили. Причем, совершенно бесплатно. Если бы мы не переехали, наверное, быть мне жокеем. Но мы переехали на Бульвар.