«Зря я польстился на железную рыбину, - успел подумать баш-чауш, за мгновение до того, как бритвенно-острое лезвие вошло под ребра. - А мог бы...»
Мир взорвался вспышкой непереносимой боли, и все поглотила тьма. На этот раз - окончательно.
***
Карел взвесил находку на ладони.
- Ни хрена себе сюрприз! Это что же, мы тут не одни?
- А пес его знает. - мичман пожал плечами. - Ствол был у моего турка за пазухой. Я его придержал, хотел аккуратненько на мостовую уложить, чтобы, значит, не звякнуло. А волына и выпала! Все же нашумел, паскудина...
Было видно, что мичман считает это своим проколом.
Белых взял пистолет, двумя пальцами оттянул коленчатый затвор, заглянул в патронник. Пусто.
- Три маслины. Вот, гляди, командир...
В прорези плоского, с цилиндрическими выступами магазина, поблескивали латунью патроны.
- «Парабеллум». - определил Белых. - Классная пушка, только что-то ствол длинноват. Я как-то в тире стрелял из люгера, так он был короче. Вот такой примерно...
И показал пальцем, какой.
Лютйоганн протянул руку, капитан-лейтенант отдал ему пистолет. Немец повертел оружие в руках, передернул затвор и ковырнул ногтем скол на ореховой щечке рукояти.
- Маринепиштоле Люгер нулль-фиар… четирре, я-а. Дас ист майне пиштоле ди ди тюркише зольдатен у меня отбирайт хэтте…
- Да ладно? - удивился Карел. Он, как и остальные спецназовцы, был знаком с грустной историей «попаданства» обер-лейтенанта. - Выходит, тот козел в феске - это и был тот, что тебя ограбил? Вот ведь, шарик круглый...
- Ну, слава богу, - выдохнул Белых. А я уж вообразил, что тут еще один немецкий корабль ошивается.
Лютйоганн покосился на спецназовца
Дас вэре отшен гут… карашьё. Абер дизе пиштоле ист майн… мой. Кайне Кайзермарине хир… здьес. Плёхо.
А по мне - так и нормально. - ответил Белых. Ты, Ганс, не обижайся, а только не надо нам тут вашего Кайзермарине. Нет, я ничего против кайзера и немцев не имею, а только сюрпризов и без того достаточно. И давайте-ка поднажмем, а то Блэксторма упустим. Как раз следующая улочка оченно удобная...
II
Крым, окрестности Евпатории.
15 октября 1854 года.
прапорщик Лобанов-Ростовский.
Су-лейтенант правильно говорил по-русски; его акцент, характерный для выходца из Царства Польского, забавно накладывался на галльский прононс. Офицер состоял в переводчиках при парламентере, сорокалетнем полковнике в мундире артиллериста. Наверное, подумал Лобанов-Ростовский, су-лейтенант - из потомков тех поляков, что сражались в армии Бонапарта. В кампанию 1812-го года французы считали поляков самыми лучшими проводниками и разведчиками - и язык знают, и в нравах местных разбираются, и с казачьими уловками знакомы.