Старик-келарь не спал. Ходики отбили двенадцать часов. Он не любил полночь.
– Вот еще один день прошел. Близится смерть, близится, – бормотал он, глядя, как одна стрелка спряталась за другую.
Часы равнодушно тикали. Он не любил электронные часы за беззвучность. Ему казалось, что время подкрадывается и застает человека врасплох. Бессонные ночи без тиканья часов порождают не мысли о будущем, а воспоминания, как это бывает у старых людей. Терпел только ходики, гири которых лично подтягивал каждое утро.
– Зачем вам время, – говорил он братии, – ваше время в молитвах, а на молитву колокол соберет. Все мы держим путь в Царствие Небесное, куда попадем в положенный нам срок. Не нужно только торопиться туда, и по пути с нами случается многое. Лишь глупцы ропщут на небеса и слишком уж из-за неприятностей переживают, забывая, что избежать их просто невозможно. Бог свидетель, все эти неприятности и испытания неизбежны.
Смерти он не боялся. Боялся только пропустить появление мессии. А что он должен появиться, он не сомневался.
– Вседозволенность царит на Руси. Люди про Бога забыли и Веру утратили, – говорил старец.
Он преображался в такие минуты. Становился еще прямее. Глаза, казалось, пронзали насквозь.
Старец очень удивился бы, если бы ему сказали, что его рассуждения были в той или иной форме написаны в классических произведениях русских и европейских писателей. Удивился бы, но не особенно. Он пришел к своим мыслям через свою долгую жизнь. А это сложнее, чем раздумывать о судьбах человечества в комнате «под сводами».
Старик долго ворочался на жесткой армейской койке. Пружины противно скрипели. Бледный месяц лукаво заглядывал в окно. Переплет окна отбрасывал на старый щелястый пол косые тени. Пусто в келье. Койка да тумбочка. Армейское командование вошло в положение монастыря и оставило часть мебели и койки. Даже одеялами поделилось. В углу мерцает лампадка. Старик больше чувствует, чем видит глубокие глаза Спаса. Старец сел на кровать, растер ладонями ноющие колени. Затем накинул рясу и вышел в братнину комнату. Монахи, послушники, трудники спали как солдаты, вместе. На столе горела маленькая настольная лампа, а рядом, уткнувшись лицом в согнутый локоть, спал Данилка, бывший беспризорник, сирота, прибившийся к монастырю. Старик подошел поближе и увидел книгу.
– Эко как зачитался, младень, – подумал он. Погасил лампу.
– Ну-ка, сыне, давай спать.
Он осторожно выпростал ноги Данилки из-под стола и подтолкнул его на ближайшую койку. Данилка даже не проснулся. Старец долго всматривался в порозовевшее от сна лицо ребенка. Он вспомнил, каким его привез настоятель. Это был загнанный звереныш с колючим взглядом.