Разные эти иконы. Разные люди их приносили. Некоторые из Мурманска приезжали. Вспомнил, как совсем недавно он подметал дорожку вокруг монастыря. У ворот остановилась машина. Из нее вышел высокий подтянутый мужчина с пакетом и быстрым шагом прошел в церковь. Явно спешил. Скоро вышел, растерянно оглянулся. Увидев старца, он подошел к нему и спросил, кому может передать иконы. На вопрос, что за иконы, сказал, что купил их на рынке. Не мог пройти мимо, видя, как иконы лежат на прилавке в куче с бытовым барахлом. Вместе с ними отдает в монастырь церковную литературу.
– Что же не читаешь? – спросил он подошедшего.
– Они – на старославянском, а я ему не обучен, – ответил мужчина.
Старец тем временем внимательно всматривался в него. Мужчина оказался не молод, как ему показалось вначале. Глаза серо-голубые, настороженные, даже когда улыбается.
«Как пружина», – подумалось старцу.
– А в церковь ходишь? – как можно мягче спросил он мужчину.
– Хожу, но с познавательной целью, – улыбнулся тот только губами.
– А что не молишься? Молитв не знаешь?
– Знаю, но не молюсь.
– Почему?
– Не готов. Слишком велика ответственность, – сказал и отдал пакет.
Старец принял его. Мужчина слегка поклонился, попрощался и быстро пошел к машине. Старец даже растерялся от такого: ничего не просил. Ни модного нынче благословения. Ничего.
– Как звать-то хоть скажи. Я помолюсь за тебя, – крикнул он вдогонку.
– Виктор, – раздалось.
– Господи! Вразуми раба божьего Виктора… – привычно закрестился старец, глядя на иконостас.
Но рука застыла на полукрестии. А чего, собственно, его вразумлять? Чтобы в церковь шел? Не пойдет. Может, пойдет, но позже, не сейчас. Церковь сейчас – мода. А на нем, кажется, и креста не было. Да такой его и не оденет. Вон, те, сегодняшние молодчики, что своим только появлением церковь испохабили, те да, в крестах. А спроси про молитвы… А этот знает.
Он вздохнул и осмотрел комнату, где спала братия, наработавшаяся за день. Послушаний много, а народу мало. И послушание на работу превышает послушание прямого назначения: служение Богу. Это беспокоило старца.
Ему эта комната со спящей братией напоминала фронтовую землянку. Только там спали солдаты, а здесь монахи. Где, какая граница пролегла между ними? И есть ли она, граница? Те и другие служат: одни Родине, Отчизне. Другие – Богу. А разве Бог отделим от Отечества? Бог – Отечество, все одно.
– Расфилософствовался, – поймал себя старик, – какой ты философ! Служишь Богу верой и правдой, и будет с тебя. Вот отец Владимир, тот боец. Он мне Пересвета напоминает. Только там, на поле Куликовом, ясно все было. А здесь что? Кто Челубей? Хотя эти, в джипах, похуже татарвы будут. Те огнем и мечом по Руси шли, а эти растлевают страну вседозволенностью. Бог не властен над вседозволенностью. Сложно покорить Челубея. Да и не покорять его нужно, а карать, карать мечом разящим. Ох, как нужны сейчас современные Пересветы.