— Не лодка, а судно, — поправил Донов. — Целый год его строили подужемские корабелы. Строили и посмеивались.
Донову уже приходилось бывать в Подужемье. Он отбывал ссылку в этих краях, в лесной глуши верстах в семидесяти отсюда. Перед самой войной он летом пристал к сплавщикам и добрался с ними до Кеми, но в Кеми его схватили, обвинили в бегстве, и он оказался в одной камере с Пулькой-Поавилой. Проходя со сплавщиками через Подужемье, Донов тогда и увидел, как подужемцы строят эту ладью. Она все еще стояла на берегу и, видимо, ей и не суждено было быть спущенной на воду.
— Как-то втемяшилась генерал-губернатору такая блажь, — рассказывал Донов. — Захотелось, вишь, ему объехать свои владения, посмотреть, как карелы живут. Да разве на таком корыте поплывешь по порогам Кемь-реки?
Из-под горы, из деревни, донеслись какие-то крики, шум. Донов и Харьюла переглянулись и поспешили вниз.
Возле одного из домов толпились кучкой женщины.
— Принесешь обратно, своими руками принесешь и на то место положишь, откуда взяла, — кричала пожилая женщина другой, помоложе, стоявшей перед ней с невинным видом.
— Да где же я тебе теперь возьму? — отвечала молодуха. — Из коровьего брюха, что ли, выну?
Донов понял из разговора баб всего несколько слов. Харьюла тоже с трудом понимал подужемский диалект, но все же ему удалось, наконец, разобраться, из-за чего бабы ссорятся. Оказалось, что тем временем, пока жители отсиживались в подполье, а красные еще не успели вступить в оставленное белофиннами село, эта молодуха, у которой свое сено было на исходе, наведалась в сарай пожилой хозяйки.
— Руочи чуть ли не все сено забрали, — со слезами на глазах жаловалась пожилая. — А остатки свои разворовали.
— Да я же горсточку взяла, — оправдывалась молодая.
— Ах, горсточку? — и пострадавшая попыталась вцепиться в волосы своей обидчицы. — Воровка! Господи, прости…
— Так уж и разорилась! — вступилась за молодуху одна из баб. — И сена у вас хватает, и всего полно. От богатства дом ломится.
Тут Харьюла заметил, что к ним бежит один из его ребят.
— Яллу! — крикнул он издали, показывая черную ушанку. — Вот нашел у порога.
Харьюла взял вымокшую в весеннем снегу шапку. Она была хорошо знакома ему. На внутренней стороне в подкладке должна быть игла с намотанной на нее черной ниткой. Так и есть…
— Русканена шапка, — тихо, словно про себя, сказал Харьюла.
Он вспомнил, как всего несколько дней назад они ходили сюда в разведку. Русканен и Кивимяки, примкнувший к ним в Кеми, шли впереди. Подходили уже к деревне. И вдруг из леса возле дороги их окликнули по-фински: «Кого там дьявол несет?» А потом…