— А как ты влюбилась в своего Поавилу? — неожиданно спросила она у Доариэ.
— Да не знаю. Как-то уж так получилось, — засмеялась Доариэ. — На танцах Поавила посмотрел мне в глаза, сердце так и обожгло. А-вой-вой…
Паро тоже засмеялась. Точно так же заглянул ей в глаза и Хуотари, потом проводил до дому и дал в знак обручения свой крестик.
Но тут она увидела своего Олексея, одиноко стоявшего возле изгороди, и сразу погрустнела. Олексей был красив. Над высоким чистым лбом вьются светлые волосы. Глаза большие и синие, очень умные. Рослый и стройный, как бы кружил он девушек в танцах, будь у него руки и ноги здоровые. Но никуда не годны его ноги и руки, не жизнь с ним, а одно мучение. Не будет из него никогда работника… Поглядев, как танцует и веселится молодежь, Олексей незаметно ушел с пустыря. Паро тоже с тяжелым сердцем пошла домой.
А Ховатта все танцевал с девушкой с погоста и жал ей руки.
Только Евкениэ никто не приглашал на танец. От обиды на нее напала икота.
— Кто-то вспоминает…
Иво схватил Евкениэ сзади за бока.
— У кого украла черную шерсть?
Но это не помогло. Икота Евкениэ прекратилась только после того, как за мельничным мостом раздался выстрел.
— Сваты идут! — крикнул кто-то.
В каждый Ильин день в Пирттиярви обязательно откуда-нибудь приходили сваты. Так что если бы на этот раз праздник прошел без сватовства, это было бы большим чудом. Услышав, что идут сваты, бабы зашушукались, заволновались.
— А жених-то кто?
Оказалось, свататься пришел из Аконлахти сын Юрки Нихвоева Онтто. Все думали, что он посватает дочь Охво Палагу, а он протянул свой носовой платок дочери Хилиппы.
— Сочтешь ровней — берись.
Кровь отхлынула со щек Евкениэ и дыхание так перехватило, что она не могла ничего сказать. Придя в себя, Евкениэ дрожащей рукой схватилась за платок Онтто и в слезах убежала. Дома она поклонилась в ноги родителям и попросила их благословения.
Нихвоев Юрки со своей огромной семьей жил почти так же бедно, как и Охво Нийкканайнен в Пирттиярви. Он хотел, особенно после смерти жены, чтобы сноха, которую сын приведет, пришла в дом не с пустыми руками.
Но Хилиппа не признал Онтто достойным своей дочери.
— Если даже женихов получше не найдется, все равно в снохи Юрки свою дочь не отдам, — сказал он сердито, и левое веко его задергалось.
Евкениэ, плача, убежала в свою горенку. Она слышала, как сваты пинали в избе скамьи и все, что попадалось под ноги.
Да сидеть тебе век сиднем
на родительской на лавке,
чтоб скамья насквозь прогнила,
чтоб последняя собака
на тебя не посмотрела.
Евкениэ заткнула уши, чтобы не слышать, как сваты клянут ее.