Гейдж бросил на Латику суровый взгляд, а она проделала феноменальную работу, притворяясь, что не заметила этого.
Голос Латики стал сладким и тёплым как персиковый коблер (Прим.: Коблер (от англ. сobble – «булыжник, мостить булыжниками») – пирог-перевертыш: начинка снизу, а тесто сверху. Похож на крисп или крамбль, с той разницей, что сверху не рассыпчатая крошка, а печенье или булочки ).
– Да, сладкая. Ты забыла подписать бумаги для оплаты мистером Харрисоном его эндоскопии завтра утром.
Гейдж сверлил взглядом Латику, удивляясь, почему она никогда не использовала этот приятный тон с ним. Он втянул воздух, когда раздался голос Веды.
– Боже, у меня сегодня такая неразбериха. Несколько человек ушли на праздник, и я предполагаю, что нахожусь в полном раздрае.
– Всё хорошо, сладкая, – ответила Латика. – Вот почему я здесь.
– Спасибо, что помогаешь мне.
Царапающий звук ручки по бумаге разнесся в тишине. Краем глаза Гейдж заметил Латику, наблюдавшую за ним. Зная, что она выискивала в выражении его лица, он сделал так, чтобы удерживать свой взгляд и тело полностью отстраненными от Веды. Гейдж попытался сосредоточиться на крохотном количестве пациентов, сидящих в зале ожидания, и ослабил галстук, когда почувствовал, что тот начал его душить.
Веда по-прежнему использовала тот же шампунь, и каждый раз, когда он глубоко вдыхал, аромат возвращал его память к той ночи, что они провели вместе, вновь разрушая всю сдержанность. С каждым глотком воздуха его дыхание становилось отрывистым, а пальцы дрожали все сильнее. Гейдж вновь видел её полные губы, приоткрывшиеся в экстазе. Губы, которые она не разрешила поцеловать ни разу. П одатливость её упругих изгибов под его жадными пальцами, изгибов, которые она не позволила ему увидеть, отказываясь снять платье. Приятное тепло её киски, сжимающей его член, который сейчас стал таким же жёстким, как был в ту памятную ночь. Он всё ещё мог чувствовать её бархатные стенки, втягивающие его член.
Гейдж облизал губы, когда они совсем пересохли.
Как и раньше, мужчина испытывал необычное чувство умиротворения , пока готовил ей завтрак на следующее утро, и слишком знакомое чувство утраты, разрушившее его в тот момент, когда он понял, что она ушла.
Зажмурив глаза, он накрыл лоб рукой и был потрясён от осознания, что тот оказался влажным.
Молчание затянулось, и Гейдж знал, что Латика сделала это не просто так, давая ему взглянуть на этот момент, на них обоих.
Он отказался доставить любой из них удовольствие увидеть пот, собирающийся у него на лбу, или даже мимолетный взгляд.