Он искал места, где не мучили бы тяжелые думы, но на каждом новом месте опять приходила
бессонница, и опять терзала усталость, накопленная за долгую жизнь, и невыносимо было думать о
своем бессилии, о том, что жизнь прошла...
Кому об этом расскажешь, с кем поделишь эту ношу, кто поймет? Старость одинока, и нет
спасенья от одиночества ни для кого; даже сын, умный, любящий, преданный отцу князь Андрей, —
и он не поможет: он молод, здоров, полон сил — сегодня ему не понять отца.
Только своим последним одиночеством занят старый князь. Уже первое августа (а двадцать
шестого будет Бородинская битва); уже войска Наполеона взяли Витебск, и князь Андрей пишет,
что надо уезжать из Лысых Гор, лежащих «на самой линии движения войск», но старик прочел
письмо сына, видел нарисованный его рукой план кампа нии — сын считал, что ему все это по-
прежнему интересно и понятно, а он ничего не увидел, ничего не понял, мысли его были далеко.
Оставшись один в кабинете, он может, наконец, спокойно заняться тем единственным, что
важно ему сейчас, — бумагами, которые после его смерти будут переданы царю. До последнего часа он
надеется принести пользу, верит в свои «ремарки», в то, что царь прочтет их и выполнит его волю,
его разумение пользы государственной.
И еще — новый корпус нужно построить в Лысых Горах — не для себя: для Андрея, для Ма-
рьи, для Николеньки. До последнего часа он будет заботиться о них; дети его не понимают, но он
сделает для них все.
Призвав управляющего Алпатыча, он отправит его в Смоленск за почтовой бумагой — пи -
сать «ремарки», за лаком, сургучом, задвижками к новым дверям, за переплетным ящиком для завеща-
ния...
Все это — самые важные дела, нет важнее; некому их передоверить, все перепутают, все он
должен делать сам, а он устал. «Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы
снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, пре-
69
зрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги». Все тяжело — подвинуться, поднять эти ноги,
лечь, встать, одеться — все тяжело, но кому расскажешь об этом, кто поймет! И еще что-то гвоздит
усталый мозг: что-то было важное, говорили за обедом... «Княжна Марья что-то врала. Десаль что-
то — дурак этот — говорил». Как вспомнить? Кому можно открыть, что он, мудрый и гордый князь
Болконский, забыл главное?
Письмо Андрея. Один, ночью, в тишине, старый князь может, наконец, признаться себе: есть
что-то важнее, чем его одиночество и его бессилие; надо впустить это важное в свою жизнь, уже