Стал читать список кружков — да, музыка есть, и много. Фортепиано, аккордеон, скрипка, флейта, народный оркестр, хор, балет.
Знакомая вахтерша, уже лет двадцать сидит на входе. Зимой бессменно в валенках и пуховом платке. А летом? А летом он тут не бывал, наверно.
— Здравствуйте.
— В хор пришли?
— Нет, на пианино.
— На пианино? Внуков записывать?
— Нет, я сам хочу заниматься.
— Ну сам так сам. Педагог Ирина Сергеевна, комната 6, пенсионерам бесплатно.
Пошел знакомиться.
Сколько раз бывал тут, а на второй этаж не заходил ни разу. Длинный широкий коридор с окном в конце. Уличные фонари отражались в начищенном паркете, как светлая сияющая дорожка. Вот и комната номер шесть.
За дверью раздавались неуверенные звуки, тихий голос поправлял, терпеливо повторяя: первый палец, пятый палец. Первый, пятый...
Наконец закончили.
Вышел мальчик с ранцем, с огромной нотной папкой. Сел в коридоре, достал яблоко.
— Здравствуйте, Ирина Сергеевна.
— Добрый вечер. Вы его дедушка?
— Нет, я сам себе дедушка, — сострил он, — я записался к вам учеником.
— Сам? Не робейте! Как вас зовут? — Она улыбнулась ободряюще, постучала ладонью по банкетке: — Садитесь.
— Петр Алексеевич.
— Хорошо. Покажите руки.
Руки у него были большие, красные. Начинал фрезеровщиком на заводе, «спалил» руки. Надо было ногти подстричь короче, застеснялся дед. Пошевелил пальцами.
— У меня внучка в музыкальной школе, вот я сам тоже захотел.
— Это хорошо, будете в четыре руки играть. И поможете ей.
— Я? Помогу?
— Конечно, дети ноты трудней запоминают. А вы когда-нибудь учились, играли?
— Нет. Но сам ноты выучил. И песни подбираю.
— Сыграйте.
Потер руки, вздохнул и двумя пальцами начал «Осень». Его очень трогала эта маленькая пьеса, музыка детской «непереносимой печальности».
— Еще разок сыграйте, — она стала аккомпанировать левой. — Вот, уже музыка.
Пальцы должны быть теплыми, кисть свободна, — взяла его руки, растерла пальцы, подбросила кисть, — легче, легче. Спину держите прямо, локти не опускайте. Поете?
— Пою в компаниях.
— Давайте я ноту дам, а вы повторите.
Повторил. Еще и новую мелодию повторил и ритм пальцами постучал.
— У вас есть слух! Хорошо. Вот листок, тут легкая мелодия, поучите на досуге, вот эту строчку правой рукой, а эту — левой, отдельно. И приходите в следующий вторник. Не робейте, у вас хорошо пойдет, я чувствую.
Дед ехал домой и ликовал. Как будто получил право играть не тайно, стеснительно, когда дома никого.
Уже во дворе вдруг остановился — стало жалко себя. Своего нищего детства, зависти к другим, у которых уже и самокат настоящий, а у него доска с крадеными подшипниками, латаные треники. В коммуналке они были самые бедные, и соседка докторша подкармливала его. Вынимала из супа мясо, звала его. На хлеб намазывали выковыренное из мозговой кости, сверху соленый огурчик, тонко струганное мясо с перцем — самый вкусный на свете бутерброд после школы. У докторши были пластинки с операми — он приходил послушать, сидел на диване смирно, руки на коленях.