Скрывая от семьи все учащавшиеся визиты, я начал чувстсвовать себя изменником. Впервые в жизни понял, как человек может завести любовницу. Дело было не в сексе, а в пересечении границ, совершении поступка, который считаешь дурным. Совершая его, я во многом перестал быть собой. Человек строит свою жизнь. Заводит семью. Любит своих детей. Любит работу. Но однажды он встречает женщину и, наперекор здравому смыслу, начинает разбирать собственную жизнь по кирпичику. Кто этот человек? Тот самый, который строил эту жизнь, или уже другой? Самозванец?
Не становится ли он Картером Алленом Кэшем?
Выйдя из тюрьмы, я вел свой пожилой джип на север. Выходил на тренировочную площадку и учился посылать мяч на 150 футов, потом на 200, на 60. Я цеплял мизинец за мизинец. Я стягивал чехлы с клюшек. Стряхивал грязь с самой ходовой.
Я звонил с таксофона Мюррею.
– Мы должны найти Хуплера, – говорил я. – В нем ключ.
– Боюсь, единственный способ – поступить в ЦРУ, – отвечал он. – Он призрак. Буквально. Не знаю даже, жив ли он. Труп Кобба сбросили в кювет. Хуплер мог оказаться на морском дне.
Я бежал по дневной жаре вверх по склону, дышал ртом. На курсе бывал редко. Попросил студентов присылать вопросы по электронной почте, и отвечал так же, в два или три часа ночи, объясняя упущения в диагностике, советуя пересмотреть весь комплекс симптомов. Бессонница стала синонимом ночи. Когда все засыпали, я сидел на заднем крыльце и смотрел, как медленно движется по небу луна.
Если сын не хочет отвечать, думал я, я сам найду ответы.
И вот они у меня в руках. В кухне Надя робко улыбалась нам. Она так и стояла в дверях.
– Сода? – с надеждой спросила она.
Я не сразу сообразил, какое отношение имеет это слово к происходящему – потом рывком вернулся к действительности.
– Конечно. – Я шагнул к холодильнику. – Извините.
Она приняла содовую и опять улыбнулась.
– Spasiba.
– Правда, она классная? – сквозь полный рот пасты пробубнил Мюррей. – Я познакомился с ней в ночном клубе. Она из Минска. Изучает косметологию в Квинсе. Я предложил ей прокатиться в Калифорнию. Не уверен, что она поняла, каким способом.
– Думаю, я не выдержу, – сказал я.
– Сунь его в дальний ящик, – посоветовал он. – Сожги. Я просто хотел тебе показать. Чтобы ты знал, что он есть. Ради душевного спокойствия, ну и, конечно, он может пригодиться для апелляций, если ты решишься на этот путь.
Он раскусил помидорку черри, брызнул соком на куртку.
– Ездил на мотоцикле, Пол? – спросил он, вытирая пятно. – Страшно до усрачки, но я езжу. Почему? Потому что я мужчина. Во всяком случае, хочу, чтобы так считали женщины вроде Нади. Благослови Бог этих девочек. Я уже забыл, как легко в двадцать шесть лет соглашаются раздеться. Даже уговаривать не приходится. Для них это вроде спорта. Разве они думают о преданности? О браке? Прошлой ночью эта крошка от усердия чуть не оторвала мне хозяйство.