Набрали горячей воды в тазы, мыли голову с мылом, терлись мочалками.
— Ложись-ка теперь на полок, сейчас я тебе настоящую баню устрою, — распорядился старовер.
Полки ступенями уходили к потолку. Ахмад лег на нижнюю. Софрон из ковша плеснул воду на раскаленные камни. Пар ударил вверх, Ахмад едва удержался от крика, до того обожгло тело. А Софрон принялся хлестать его дубовым веником, и в этот миг все лагерные истязания показались Ахмаду детскими забавами.
— Все, не могу! — закричал он.
Софрон облил его холодной водой, и это принесло минутное облегчение. Но все равно, Ахмад вскочил на ноги и выбежал в предбанник. Сел на скамью и тяжело дышал, пот обильно стекал с него.
— Одно слово — азиат, — засмеялся Софрон. — Но ничего, поживешь в тайге, сибиряком станешь.
Сам Софрон парился долго, кряхтел, рычал по-звериному. Вышел и снова потащил Ахмада в баню. Но веником больше не бил, только обмылись горячей водой. В предбаннике отпивались холодным квасом, потом оделись во все чистое и снова пошли в избу.
Поужинали, чай староверы не пили, называли его сатанинской травой, как и кофе, и табак. Спиртные напитки тоже не употребляли, и это порадовало Ахмада. Он тоже алкоголь не жаловал. Зато вдоволь было всяких квасов, ягодных отваров и компотов.
— А теперь спи, — предложи Софрон. — Ручаюсь, до утра, как в яму провалишься.
И точно, давно уже Ахмад не спал так крепко, без сновидений и тревоги. Утром пробудился и даже ахнул от удивления. Тело было легким, каждая косточка казалась промытой; было такое ощущение свежести и здоровья, словно ему исполнилось не сорок пять лет, а лет на двадцать меньше.
Утром перекусили мясным пирогом, запили клюквенным морсом, а потом Софрон повел Ахмада к главе староверов.
Шли через все селение. Таежники поглядывали на редкостного гостя, но никаких замечаний в его адрес не отпускали.
Изба, в которой жил старец Ананий, была одновременно и молельным домом, потому находилась в центре селения и была вместительнее остальных построек.
День выдался солнечным и светлым, хотя до этого погода хмурилась, и несколько раз лили холодные дожди.
Одна из стен в молельном доме была целиком завешана иконами разной величины, потемневшими от времени. Перед ними горели лампады, и вместительная комната наполнялась розоватым сиянием.
Старец Ананий сидел за большим столом, сколоченном из толстых досок. Он оказался, действительно, старцем, худым, с запавшими щеками и узкой, длинной, седой бородой. Одет был в черный балахон, на голову надвинут остроконечный колпак, но все равно было видно, что Ананий совершенно лысый. Его голова походила на череп, жили только глаза, ясные и внимательные.