Ахмад Расулов перешагнул через высокий порог и остановился. Снял шапку, поклонился, как научил его Софрон.
— Здравствуйте.
— И ты будь здоров, мил человек, — отозвался Ананий. — Проходи, садись.
И указал рукой на лавку, с правой стороны от себя.
Ахмад сел, чувствовал он себя стесненно. Обстановка была непривычной, и он не знал, как вести себя и что говорить. В таких случаях молчание лучше всего, и Ахмад молчал, ожидая расспросов.
Комната заполнилась мужиками. Они сидели на лавках вдоль стен и тоже помалкивали. Среди них Ахмад увидел уже знакомых ему Софрона, Макара и Даниила.
Мужики, сопровождавшие его, видно, уже рассказали старцу о встрече с Ахмадом в зимнике, и что он там сделал, потому Ананий не задавал лишних вопросов, а перешел прямо к делу.
— Руки у тебя золотые, стало быть, и душа такая. Хорошее ты дело сотворил на зимнике, а у нас такой обычай: отвечать добром на добро. Потому не тревожься, будь самим собой и не лги. Ты сейчас не только перед нами, но и перед Господом.
Старец указал рукой на иконы.
— Ложь не в моем обычае, — глухо отозвался Ахмад.
Ананий удовлетворенно склонил голову.
— Похвально, коли так. Тогда скажи, как ты оказался в наших краях? Сюда чужая птица редко залетает, а уж чужой человек — вообще дело невиданное. На сотни верст в любую сторону ни живой души.
И Ахмад без утайки рассказал о себе все с самого начала. И как оказался в Москве, как был принят за грабителя Сбербанка, и что потом последовало за этим.
Старец не сводил с него глаз, и временами Ахмаду казалось, что его взгляд пронизывает насквозь.
— Стало быть, бежал от сатанинской власти, — подвел итог Ананий. — Не в осуждение говорю, сами когда-то также поступили. Через то и стали таежниками.
— Бежал, — согласился Ахмад.
— И какой ты веры? — неожиданно спросил Ананий.
Ахмад задумался.
Действительно, какой? Таджики были мусульманами, но при Советской власти религию отделили от государства, да так, что мечети позакрывали, а наиболее стойких священнослужителей — кого расстреляли, а кого определили в заключение на долгие сроки. И стали таджики, как писал великий поэт Омар Хайям, «полубезбожники и полумусульмане».
— Даже не знаю, что сказать, — признался Ахмад. — Дед и отец исповедовали ислам, а я и за ними не последовал, и безбожие мне не по душе.
— Но все же из магометан? — продолжал допытываться Ананий.
— Выходит, что так, — согласился Ахмад.
В этот миг луч солнца проник через окно в комнату и осветил истаравшанца, да так, что он даже зажмурился.
Мужики переглянулись, загудели.
— Вишь, Господь отметил тебя, показал, что нет в твоей душе дурных помыслов, — удовлетворенно отметил старец Ананий. — Добрый знак для всех нас. Дальше-то как думаешь жить?