— А родной язык помнишь? — спросил я.
— Не знаю, — честно признался старик. — Вот если бы потолковать с земляком, тогда бы я сказал точно — помню или нет?
Я на память привел ему несколько простых предложений на таджикском языке.
Ахмад снова прослезился и ответил мне длинной фразой, которую я, конечно же, не понял. Тогда он перевел мне ее: «Это слова поэта Камола Худжанди: «Если ты потерял богатство, ты не потерял ничего. Если же лишился родины, то ты лишился всего». Верно, сказал мой великий земляк!»
Где-то на третий день меня осенило. За ужином я предложил:
— Слушай, Ахмад. А давай мы поможем тебе вернуться домой. Поедешь с нами в Красноярск. Там мы поместим тебя в гостинице, к сожалению, наш город режимный, посторонних не пускают. Мы свяжемся с руководством города, изложим твою историю, думаю, нас поймут и пойдут нам навстречу. Выдадут тебе документы, соберем деньги на дорогу. У нас во всех городах друзья. Позвоним, встретят тебя в Новосибирске, потом в Ташкенте, потом в Ленинабаде, а там до твоего дома рукой подать. Представляешь, какая радость будет для твоих родных снова увидеть тебя?
— А что, идея! — согласились мои друзья. — Давай, Ахмад Робинзонович, решайся.
Старик словно окаменел. Он молчал и не отвечал ни на наши вопросы, ни на наши шутки.
— Утром я вам отвечу, — сказал он.
Мы легли спать, а он так и просидел на крыльце всю ночь.
Тайга еле шумела под легким ветром, звезды помаргивали и совершали свой круговорот по темному бархату неба, и Ахмад словно советовался с ними.
Утром я бросился к нему. Я ожидал чего угодно: слов благодарности, просьбы чуточку помедлить, дать возможность собраться с мыслями и вещами, хотя какие у него вещи, но только не того, что последовало.
— Спасибо тебе, Виктор, — заговорил Ахмад. — Вряд ли кто мог предложить большее. Душевный ты человек, ценю я это. Но я должен ответить отказом. Нет!
Я и мои приятели буквально остолбенели.
— Так ты не хочешь? — изумился я.
— Зачем, не хочу? — ответил старик вопросом на вопрос. — Это будет неверно. Точнее, не могу.
— Но почему, в чем дело?
Ахмад отрешенно смотрел на буро-золотистую тайгу. Она словно распрямилась под его взглядом. Кедры, сосны и лиственницы замерли перед ним, напоминая солдат на полковом смотре. Ели и пихты сошлись теснее и образовали темно-зеленую шеренгу, сквозь которую не проникал взгляд таежного отшельника.
— Я скажу, — Ахмад был серьезен и чуточку печален. — Я не хочу обкрадывать своих родственников.
Мы непонимающе глядели на него.
Старик пояснил.
— Я уехал из дома зрелым мужчиной, полным сил. Это то, что я увез от них. Теперь привезу им старость и скорые болезни. Справедливо ли это? Полагаю, что нет. Это, во-первых. Во-вторых, я ничего не сделал, чтобы поставить детей на ноги, обустроить им жилье, женить и выдать замуж. А они будут обязаны кормить меня, мириться с моей дряхлостью и бессилием. Опять-таки, несправедливо.