— Но ты еще не дряхлый? — не выдержал я.
Ахмад усмехнулся.
— За этим дело не станет. Дряхлость — скорый спутник старости. Я буду своим детям в тягость. Возможно, они не упрекнут меня в этом, но я-то буду знать. За что же их наказывать таким образом?
Старик помолчал, глядя на тайгу.
— Но и это еще не все, есть и, в-третьих. Почти сорок лет я прожил в этом крае. Я стал частью этого мира, приспособился к его климату, его условиям. И если теперь я вернусь в жаркую Азию, я долго не протяну. Вспомните, что бывает со стеклянной посудой, если в нее сразу налить кипяток. А я хочу еще пожить. Есть силы, есть воля к жизни, зачем же преждевременно расставаться с нею?
Теперь молчали мы, пораженные странной логикой истаравшанца. И в то же время осознавали его правоту. Иные старики, напротив, стремятся к детям, чтобы опереться на них. А иные, вот, как Ахмад Расулов, тянут до последнего, не желая никого обременять своей немощью. И то правильно, и это. И каждый решает сам это для себя. Каждый волен распорядиться своей судьбой в зависимости от своего разумения.
— Дед, это ты твердо решил? — спросил Семен Панкратов.
Ахмад утвердительно кивнул.
— И не будешь потом жалеть о своем решении?
— Может, и буду, но оно правильное.
— Пусть так, — согласился я со стариком. — Скажи тогда, что мы можем сделать для тебя?
Ахмад чуточку поразмыслил.
— Мне нужно мыло. Трудно без него обходиться. Летом я моюсь вон там, в водоеме. Вода там теплая и по берегам ил. Он хорошо мылится. Зимой же приходится купаться тут, в зимнике, а без мыла ни постирать, ни самого содержать в чистоте.
Мы заулыбались.
— С этим поможем, отдадим все, что есть.
— И другое, — продолжал старик. — Бороду и усы я сам укорачиваю, а вот волосы на голове не могу. Одно мученье с ними, видите, на плечах лежат.
— Это не вопрос, — успокоил я старика. — Дело в том, что вот он, — я указал на Лешку Удалова, — директор нашего городского Дома Культуры. И он же руководит народным театром. Это значит, он — режиссер, гример, парикмахер и многое другое.
Алексей не стал медлить.
— Прошу, маэстро, — указал на лавку. — Сейчас обслужим в лучшем виде. Ножниц у меня нет, но это не важно.
Он извлек из ножен охотничий нож, попробовал его остроту пальцем, одобрительно прищелкнул языком.
Через полчаса Ахмад преобразился. Короткая прическа, аккуратные усы и борода так омолодили его, что мы поняли: он в тайге еще не один год протянет.
— Да, тебя, отец, женить можно, — пошутил Семен. Ахмад подхватил его шутку.
— Было бы на ком, и минуты бы не раздумывал. Разве что к волчице посвататься?