Никакая карьера не заменит тебе семьи, детей, родных, дома, построенного своими руками на своей земле. Последнее и главное: самое прекрасное, что может встретиться тебе на пути, – не «олинклюзив в пяти звездах», а люди. Сожалеть можно только о том, что ты понял это слишком поздно. Когда сам перестал быть интересен.
Знаете, ведь много людей видел я, многие меня видели. В странном котле взаимоотношений переварились и чувства, и взгляды. Политиков – не люблю. Странных – жалею. Глупых – уже не корю. Перед умными готов преклониться, да им это не надо. В общем, поехали про людей. Они за себя скажут сами, а если что – я добавлю.
ТРЕТЬЯ РОСКОШЬ ВЛАДИМИРА ХОМЯКОВА
С общепринятой точки зрения наши с ним карьеры не сложились, вершины остались непокоренными. Но мы, впрочем, не считали себя неудачниками, когда в динамичном нон-стопе прямого эфира на ТВ говорили, почему для нас оказались неважными ни эпатажная мишура столицы, ни европейские замашки Калининграда, куда попытался переселиться Владимир. По большому счету, главное – это остаться самим собой и донести «воду, которой ты полон» до конечного потребителя. Простая, в сущности, истина...
Где-то был у нас с ним общий нерв. Зрители – читатели, слова – ноты, у него клавиатура органа – у меня клавиатура компа... Короче, ни мне, ни ему не хотелось уходить в глухую защиту перед ведущими ток-шоу.
Наоборот, хотелось сказать, что возвращение наше – это не капитуляция, а осознание своего места в жизни. Своей нужности в этой точке пространства – времени. И пока мы сидели под взглядами телекамер, я влюбился в Хомякова. В горячность, неожиданную в музыканте-органисте.
До того мне казалось, что его ремесло носит сумрачную печать Средневековья. После эфира мы вышли на улицу и дошли до ближайшего кафе. В Челябинске стояла осень. Та теплая осень, которая традиционно компенсирует недостатки уральского лета с его непредсказуемостью и затяжными ливнями.
Закурив, мы выпили по чашке кофе, обменялись телефонами и договорились встретиться, чтобы пообщаться обстоятельней. Через два года встреча состоялась.
...Кивнув бабушкам на кассе органного зала, Владимир Хомяков прошел внутрь так же, как я прошел бы, например, в собственную кухню. Левее кафедры с органным пультом есть неприметная дверь. Отсюда мастер выходит к зрителю. За дверью – «дом» органиста.
Внушительных объемов комната, на стенах репродукции и фотографии. Два продавленных кожаных кресла у столика с пепельницей. Курить в органном нельзя. Но Хомякову можно. Здесь он провел почти четверть века со своим верным товарищем. Органист привязан к инструменту незримой пуповиной.