Рядом тоже бурчали, покашливали и похрипывали. Когда говорят, что на войне не болеют, – это чушь. На войне болеют непрерывно. Только на ногах. Никто в постель не принесет чай с малиной и медом, когда у тебя температура тридцать восемь, и невозможно слюну сглотнуть, и ломает от нытья в спине и костях. Терпи. Жди, когда полегчает. Жри те из лекарств, что можно найти, когда кругом война.
– Очнулись, товарищ кап-лейтенант?
– Вроде бы… Эй там! Как вы, бойцы?
Роман молча кивнул: лицо у него было помятым, по правой щеке наискосок шла глубокая борозда – что-то он не особо мягкое с вечера положил под голову. Второй из курсантов смотрел туповато; дыхание у него было клокочущим, будто он хотел отхаркаться, но не решался при людях.
Разбудивший их солдат терпеливо ждал, не говоря больше ничего. Лицо было знакомым – из вчерашних. Из первых, кого они встретили.
Быстрый туалет, быстрое умывание полулитром воды в стеклянной банке. Вода была не ледяная, а чуть-чуть подогретая – уже хорошо. Зеркальце в импровизированной «ванной комнате» имелось, и Антон, поколебавшись, потратил треть воды на бритье: картридж в станке еще держался и бритва в нем не отупела окончательно. Где взять следующий, на смену, он не имел понятия, но вариантом было «там же, где и этот». Найти в вещах убитого врага. Патологической брезгливостью он не отличался – облил одеколоном, и можно пользоваться. Это было две недели назад, и с тех пор маленькая вещь стала окончательно своей.
– Ну, скоро вы?
– Ждет кто-то?
– Завтрак.
– У-у! – восхитился Антон. – Это здорово. Это редкость…
В голове у него возникла картина из довоенного времени: когда в воскресенье, поспав часов до полдесятого, можно было сделать себе яичницу на три яйца поверх пары ломтей поджаренной колбасы. И тост с чем-нибудь. Сыром или паштетом.
Его одолевал нервный смех, а вид местного завтрака заставил засмеяться совсем уже почти вслух. Сдержался он с трудом, отлично понимая, как некрасиво его не понятные никому спазмы-всхлипы будут выглядеть со стороны. Ничего, прошло. В прошлые разы проходило, и в этот прошло. Еще можно было держаться.
Тарелок не было, были пластиковые миски: салатово-зеленые или синие. Ему досталась синяя, и Антон подумал, что это даже символично: он все-таки моряк. Разведенная на кипятке, несладкая овсяная каша с кусочками чего-то фруктового – то ли яблок, то ли груш. Вкуса он почти не чувствовал, просто запихивал в себя ложку за ложкой. Ребята точно так же заправлялись, сидя рядом. Молча, сосредоточенно.
Напротив стукнуло: рядовой поставил на козлы кружки с чаем. Вот от чая пахло хорошо – ароматно. Пусть даже один пакетик на всех, все равно неплохо.