— Давайте договоримся. Год проживем так, а там, если Вы все еще будете помнить обо мне, продолжим с этого же места.
И с чего я в таблетки-то после этого полезла? Дура, какая же дура. Нафантазировала себе невесть что, а потом дулась, что каждую ночь оставляю дверь в спальню приоткрытой, а никто не приходит.
Февраль 1898 г.
Я разболелась от этой информации и переезд Тюхтяева в доходный дом Чешихина прошел без моего участия. Теперь он живет в пятнадцати минутах пешей прогулки от меня, а не в часе, как раньше, но все равно, что на другой планете.
Вещей у него скопилось не так уж и много, управился одним рейсом, а на прощание навестил меня наверху. Выглядела я омерзительно: нос забит соплями, температура под 39, кашель — так с детства организм реагировал на сильные стрессы, перед которыми я сознательно пасовала. Вот и сейчас — сломалась, взирая опухшими глазами на визитера.
— Не подходите, а то еще заразитесь. — предостерегающе произнесла я. Это, конечно, маловероятно, если причиной хвори стали нервы, но я же не всегда права. В последние месяцы особенно.
— Я никогда не смогу отблагодарить Вас за все. — прочувственно произнес этот… человек.
Останься только и мне хватит. Но в глазах решимость, значит уходишь.
Я пожала плечами.
— Вы бы сделали для меня тоже самое.
Скорее всего. Хотя если бы этот взялся меня лечить, то результат был бы куда экзотичнее.
Зато случилось триумфальное возвращение на службу — на этот раз господин Тюхтяев возглавил отдел дознания политических преступлений. Теперь его место службы располагалось подальше, на Гороховой, и случайно мимо уже не прогуляешься.
— Михаил Борисович, начальник охранки — расстрельная должность. — я едва не плакала, когда узнала.
— Ксения Александровна, ну что Вы! — он подошел поближе, при этом стараясь не допустить избыточной интимности. Так сказать, от тела отлучал по мере возможности. — Я же не возглавляю все Охранное отделение. Мой департамент — это десяток-другой человек. Это ж Георгий Порфирьевич Судейкин тогда пострадал от народовольцев, но где те народовольцы?
— Наверняка, господа Гершелевы просто не были проинформированы, что время политических убийств прошло. — горько проговорила я.
— Ксения Александровна. — легкое прикосновение руки к голове. — не беспокойтесь так.
— Я читала об этом, настоящий террор начнется с девятьсот первого, когда десятки чиновников будут убиты просто за мундиры.
— Ну значит у меня есть еще три года, чтобы это предотвратить. — меня чмокнули в темечко и ретировались.
* * *
И даже придраться не к чему. Он продолжал навещать мой дом, вывозил на прогулки в среднем пару раз в неделю, был мил и приветлив, заботился о моих социальных и юридических потребностях, даже документами моих девочек занялся, только тяжело вздохнул, узнав откуда и как я их добыла.