И нам, при отъезде из Баку и Тбилиси, было предложено остановиться здесь и тут же свидеться с революционерами Шейховым, Бахшали-агой Шахтахтинским, Мамед-Гусейном Гаджиевым и другими. Нам пришлось задержаться здесь дня на два, чтобы запастись паспортами для переезда через границу, переправить с помощью контрабандистов нужные вещи, а потом перебраться самим.
Ледяной дождь не прекращался.
Десятого декабря мы были уже в иранской Джульфе, в стране шахин-шаха, представлявшей собою колонию русского царя. Перед выездом из русской Джульфы мы получили указание остановиться у начальника иранской почтово-телеграфной конторы.
Придя на станцию, чтобы нанять автомобиль, мы застали пассажиров, собравшихся, как и мы, ехать в Тавриз, в самом плачевном состоянии. Закутавшись кто во что мог, они тесно жались к стене, но холодный дождь успел уже промочить их до последней нитки.
Каждый старался вытеснить другого, чтобы самому занять более защищенное место.
Пассажиры, обратившиеся точно в ледяные статуи, не прекращали разговоров:
- В этом проклятом месте я никогда не видел хорошей погоды: летом ветры, пыль, а зимою - беспрерывный ледяной дождь.
- Эти места прокляты богом: с одной стороны революция, а с другой дожди убивают торговлю.
- Надо скорее бежать отсюда. Селения Гергер и Шуджа восстали. Они предъявили свои требования господам, только что прибывшим из Тавриза.
- Что с того, что предъявили требования? Ничего у них не выйдет. Это им не Тавриз. Тут, под самым носом России, революции не бывать.
Внимательно прислушиваясь к этим разговорам, я пытался уяснить, как относятся здесь к революции.
"Из крови сынов родины распустились красные маки..." - звонко распевал молодой крестьянин, водонос джульфинских чайных.
Крестьянин чувствовал себя действительно в революционной стране, распевая эту песню, запрещенную в царской Джульфе, всего в полукилометре отсюда.
Рядом со мной стояли две молодые белокурые девушки, промокшие и заледеневшие, как и все остальные.
Возле них кружились иранские купцы, заговаривая с ними на ломаном русском языке.
Даже лютый ветер не мог угомонить похотливых купцов, всячески задевавших девушек.
Стараясь не обращать внимания на докучливых ухажеров, девушки отошли в сторону. Их тоскливые, испуганные взоры были устремлены на холм, куда глядели все ожидающие.
В каждом появлявшемся у Дарадизского холма черном пятне мерещился автомобиль и это радовало десятки сердец.
Надежда и отчаяние сменяли друг друга. Ветер разгонял черные тучи, окутывавшие мелкие холмы на Джульфинской равнине.